Пути непроглядные - стр. 2

Если отвлечься от головной боли и шума толпы, от привычных будничных мыслей, помогавших сохранять спокойствие перед кошмаром сегодняшнего дня, оставались тоска и жалость. Тоска, потому что происходящее на площади было слишком жестоким, но изменить ничего было нельзя. Жалость к золотоволосой фигурке, приближавшейся к ступеням эшафота с гордо поднятой головой, в сопровождении, все еще, своих придворных дам; к пожилому тидиру на троне, чье лицо свела судорога боли, но рука, готовая подать знак, не дрожала; но больше всех, острее всех – к старику в алом с серебром одеянии, принимающему последнюю молитву осужденной. Подносящему к ее губам божественный символ, расцветшие в знак мира меч и копье, произносящему негромко какие-то слова – утешения? Сожаления?

Рольван отер рукавом лицо, дождь тут же намочил его снова. Да, это прозвучало бы странно, но из всех присутствующих вызывал сочувствие именно он – старый, но все еще крепкий мужчина в праздничном епископском облачении. Тот, чьи старания больше, чем старания самого тидира, и привели к сегодняшней казни. Кто выполнил свой долг и продолжал выполнять его – Кронан, старший епископ Лиандарса.

Между зрителями и свободным участком площади, где находились два помоста, предназначенный тидиру и тот, к которому и были прикованы все взгляды, двумя рядами выстроились молодые оруженосцы. Дождь стекал с их островерхих шлемов, пропитывал короткие плащи, прикрывавшие начищенные кольчуги. Безбородые мальчишки еще не научились придавать своим физиономиям то свирепо-безразличное выражение, за которым прятали свои мысли битые жизнью солдаты вроде Рольвана. Было заметно, что некоторым сегодняшнее испытание не по силам. Полноватый, похожий на теленка юноша прямо напротив тидирского помоста то краснел, то беднел. Его сосед поминутно облизывал губы и, казалось, готовился упасть в обморок.

Рольван мимоходом пожалел юнцов – его собственный отряд справился бы лучше, но обычай есть обычай. В торжественных случаях тидира сопровождают самые юные из его слуг, сыновья знатных семей, которым выпала честь обучаться воинскому делу при его дворе. Редкий случай, если в их рядах окажется юноша, не способный похвастаться высоким происхождением; еще реже такому счастливчику выпадает шанс остаться в тидирской дружине и войти в число ее командиров. Рольван был счастливчиком и ни на единый миг не забывал, кому именно этим обязан.

Снова запели рога, возвещая последние мгновения перед казнью. Тидира, хрупкая и стройная, как девочка, поднялась на ступени. Преклонила колени перед плахой. Гул тысяч голосов, витавший над площадью, вдруг смолк. Остался слышен лишь шум дождя. Он делался все громче, заполнял собою все. Рольван с трудом разобрал слова епископа. Не услышал он и слов тидира, лишь увидел взмах руки и сдавленную гримасу. И тут снова грянули рога. Палач шагнул ближе. Колпак цвета крови скрывал его лицо, оставляя лишь прорези для глаз, но казалось, даже ему нелегко дался этот единственный шаг. Мелькнул занесенный меч. Звук рогов смолк, и в тишине отчетливо прозвучал удар – один-единственный. Толпа содрогнулась и ахнула.