Пути Господни - стр. 24
Я мучительно переживаю этот новый этап нашей жизни. Мне стыдно, и я ругаю себя за то, что у меня нет больше сил, нет возможностей ухаживать за тобой двадцать четыре часа в сутки. В это твоё последнее мирское пристанище я перенесла вещи, кое-какую мебель, цветы и книги, которые ты так ни разу и не раскрыла. Ты окружена вниманием и заботой девушек-медсестер. Терпение и любовь этих белых, желтых и чернокожих ангелов к постояльцам поразительна. Чем‑то напоминает твоё отношение к больным и бессловесным животным…
Кстати, ты часто говорила мне, что отмерено тебе мало и что ты скоро умрешь. Для меня, девочки, девушки, потом взрослой женщины, на разных этапах жизни твои слова звучали по-разному, вызывали чувство страха. С детства я боялась твоего исчезновения, а с возрастом слова переросли в некое заклинание смерти, и ты не умирала, а дожила до 93 лет… Как объяснить эти заклинания? Как твой постоянный страх смерти или, наоборот, готовность принять её в любой момент? Может, это говорило в тебе первобытное нанайское: «Приходит срок, и он идет на курган…». Бывает, что в своих снах я вижу тебя молодой, веселой, бодрой – такой, какой я тебя помнила в юности. Просыпаюсь и с удивлением думаю: как же это может быть, что твой «тот» образ так отпечатался в моем подсознании? Он как награда мне, взамен того, какой ты стала. Твой сегодняшний облик меня страшит, трудно быть рядом, и каждый раз, уходя от тебя, я задаюсь вопросом: почему?.. Сознаешь ли ты сама свой медленный уход из нашей жизни? И сколько времени тебе суждено еще пребывать в этом преддверии?.. На все бесконечные вопросы я нахожу только один ответ: во мне говорит величайший страх приближающейся смерти, он повергает меня в пустыню мыслей, в этом страхе твоего исчезновения растворяется все и остается только пронзительная жалость к тебе. Это дыхание смерти так близко, так мистически не имеет границ; расстояние ей не подвластно… Можно только уповать на банальную фразу: «Время всё лечит». Ничего оно не лечит, и наши близкие, покинувшие эту «юдоль слёз», всегда живут с нами. И сегодня я могу только шептать: «На все воля Божия», – и пожелать тебе, мамочка, тихого и безболезненного угасания».
Четвероногий друг
Ангел кроткий, безмятежный,Тихо молви мне: прости…А. С. Пушкин
Мой отлет в эмиграцию нельзя сравнить с «белым бегом» наших бабушек и дедушек, в равной мере, как и с современной миграцией соотечественников. К приезду Ивана и моей мамы в 1981 году мы сняли маленькую двухкомнатную квартиру на улице Гандон. В этом же доме, двумя этажами ниже, жили родители Никиты, а название улицы вызывало смех у всех советских друзей. Нина Алексеевна Кривошеина в свое время ругала Игоря Александровича: «Игорь, как я буду надписывать конверт с таким адресом в Москву? Как вы могли снять квартиру, во-первых, в «хамском тринадцатом округе», а во-вторых, это название улицы!» Я не знаю, по какому стечению обстоятельств Игорь Александрович нашел эту квартиру, но именно сюда, в этот дом, я приехала к Никите с двумя картонными чемоданчиками, и здесь мы счастливо прожили семнадцать лет. Мне и вправду приходилось объяснять советским друзьям, что улица названа так в честь французского писателя…