Путеводная нить (сборник) - стр. 10

Все уж привыкли, что я порой исчезаю в неурочное время, а возвращаюсь с охапкой зелени или корзиной ягод. Расспрашивать меня никто не стал бы, близких подруг у меня не водилось, ну а служанкам я не намерена была объяснять, что этот вот букет – действительно букет, а не основа для тайного зелья.

Я оставила Ксеносу котомку (что это за путник, если у него при себе ничего нет!) и вернулась домой. Нужно было потянуть время, и я уже знала, как это сделать.

Раз за разом отправлялся Ясон-аргонавт к дракону, снова и снова я встречала его в саду на закате и давала очередной совет, да только ничто не помогало! Не брали драконью шкуру ни меч, ни копье, а отряда он и вовсе не заметил, развернулся неудачно и ранил одного или двоих. Спасибо, огнем не дохнул, а то ведь возвращаться аргонавтам было б не на чем: просмоленные корабли отменно горят!

Ксенос тем временем окончательно оправился от ран, и это явно не было моей заслугой: пусть я умела приготовить и сонный отвар, и спасающую от огня мазь, могла зашить рану, но тут было что-то иное. У него ведь даже шрамов не осталось: белели недолго тонкие полоски, а потом пропали и они.

Он попросил позволения поохотиться в нашем лесу, и я разрешила. Уж не обеднеет царство от подстреленной лани или пары куропаток! Лука вот только не было, а я не могла унести взять какой-нибудь незаметно. Ну да я видела, как Ксенос управляется – молодого оленя он убил, метнув копье. Я смотрела издалека, но мне показалось, будто копье пронзило зверя насквозь и чуть ли не пригвоздило к дереву.

Тогда-то мне и подумалось, что Ксенос, с его-то силой и умениями, может быть опасен и для меня. Правда, со мною он всегда был смиренен и учтив, а когда я намекнула, что могла бы привести ему женщину – есть у нас такие, что за пару монет на все согласятся, а глаза ей можно и завязать, да и опоить я ее могу так, что она и не вспомнит, куда и зачем ходила… Но нет, Ксенос отказался. Сказал, глядя в сторону и, кажется, даже краснея, что не помнит, как обходиться с женщинами. На мои же слова о том, что та его и научит, снова покачал головой и ответил, что любви за деньги, да еще чужие, не желает.

Скажу прямо, порою мне казалось, будто я подобрала и прикормила дикого хищного зверя: пока что он ест у меня с руки, но что ему может прийти в голову, одни боги ведают! Я, пожалуй, сумею защититься, а кто-то другой, и впрямь случайно забредший в овраг – вряд ли.

Шли дни. Ксенос отпустил бородку – короткую, ему она была к лицу, как-то наловчился разводить бездымный костерок, и теперь мне не нужно было носить ему мясо, он сам добывал, сколько нужно, пользуясь моим разрешением. Я приносила только хлеб да сыр, воды было достаточно в ручье, водилась в нем и рыба, которую Ксенос порой ловил голыми руками развлечения ради, а в лесу уже появились ягоды. Голодать бы ему всяко не пришлось, но я видела, что он тоскует. На вопрос же мой, в чем причина, он ответил: