Путешествие в Шамбалу - стр. 41
– ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУНГ!
(Монахи монастыря Мандыр-Сиддхи)
И если даже вы уже сейчас просто читаете эту мантру, то тем самым уже помогаете одной из заблудших душ переродиться, а этих душ, неприкаянно блуждающих в Долине Смерти – несметное множество. Такие неприкаянные, потерявшиеся во вселенском времени или загнанные чёрными магами, шаманами либо колдунами в кабалу души есть не только в Долине Смерти. Их много повсюду, они рядом, они блуждают среди нас с надеждой на спасение, заглядывают нам в глаза и ждут… И им нужна помощь прозвучавшей от чистого сердца мантры:
– ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУНГ!
Измученные, обессиленные жестокой борьбой с тёмными силами монахи продолжали предназначенный им и благословлённый Ламой-Сахелем путь. В грязных одеждах, густо запятнанных, залитых тёмной слизью погибших сущностей, которых они так смело, самоотверженно, рискуя собственными жизнями, изгоняли минувшим вечером в смердящем логове колдуна Дугпа-Мары, и сильно уставшие от этого противостояния с тёмными силами монахи кое-как, перебирая ногами, волокли свои тела. Каждый из них опирался на деревянную можжевеловую трость, подаренную вместе с благословением Ламой-Сахелем. И немая поддержка трости так сейчас каждому путнику была кстати.
Большая полная луна, взошедшая этой ночью на небосклон туманной млечно струящейся лунной дорожкой, осветила им путь, и в этом блёклом лунном свете ещё больше на их лицах была видна глубокая печаль и тяжёлая усталость. Монахам сильно хотелось спать, но одновременно так же сильно хотелось подальше отойти от этого миллионы раз проклятого людьми пристанища сатаны – чёртова города Митула, который теперь, с запертыми вратами и незримой печатью, которую наложил Оракул-Саду, оставался позади страшным сном. Они шли молча, каждый погружен был в свои думы, а Ананда, потрясенный произошедшим, никак не мог собраться с мыслями.
Ананда никак не мог найти объяснения случившемуся, да и не было никакого объяснения, способного оправдать открывшуюся ему правду об ужасной гибели его матери Деви. Картины последних часов ее жизни мелькали перед его внутренним взором, навсегда впечатываясь в его память. Крики матери и ее мольбы о помощи не прекращали слышать его уши. Ее боль пульсировала во всем его существе. Молодой человек так эмоционально погрузился в сопереживание последних часов своей матери, что теперь не мог никак вырваться из этих воспоминаний. Постоянно что-то ему чувствовалось, мерещилось. Пульсировало, стучало в голове, что он, Ананда, должен что-то сделать. Должен! Он для этого пришёл в этот мир. Он должен повлиять на судьбы людей, на судьбы детей, так же как и он, рано осиротевших и с самых первых дней жизни приложенных не к груди матери, а выращенных кормилицей.