Путешествие к вратам мудрости - стр. 48

Естественно, мое поведение побуждало отца непрестанно горевать о сгинувшем старшем сыне. Я часто задумывался, что могло приключиться с моим старшим братом, а порой ловил себя на том, что костерю его на все лады. Когда мы были детьми, он дурно со мной обращался, однако оставался моим братом, и я вспоминал о нем много чаще, чем можно было представить. Теперь, когда мы оба повзрослели, я задавался вопросом, научимся ли мы дорожить нашей родственной связью, если, конечно, брат вообще вернется домой.

За несколько месяцев до знакомства с Лерато я случайно набрел на потайную пещеру на берегу реки Дамас. Немедля встав на четвереньки, я сунулся в узкий проход и увидел перед собой длинную плоскую стену, примерно в сотню футов из конца в конец. Ее девственная чистота очаровала меня, в тишине, царившей в пещере, стена будто что-то нашептывала мне, выдыхая неслышимые слова, много сотен лет поджидавшие моего появления. Я приложил ладонь к плоскости стены, и меня словно искрой обожгло. Новые, неожиданные образы возникали в моей голове, и я понял, что если я хочу изгнать их из моего воображения в материальный мир, то лучшего места для этого не найти. Сев на землю, я уставился на гранитную пустоту; долго я так сидел, иногда вытягивал руку наружу и рисовал в воздухе либо обводил пальцем перемещения птиц в небе. Вечером, вернувшись домой, я сгреб в кучу все мои мелки самых разных цветов и размеров, какие только смог найти, и припрятал их, чтобы наутро взять с собой.

Проснулся я рано, пещера звала меня. Прибыв на место, я ступил внутрь – в прохладное гостеприимное пространство. Растроганный тоскливым одиночеством пещеры, я не стал терять времени даром: схватил первый попавшийся мелок и, стоя ровно посередине каменной поверхности, провел большую вертикальную линию, затем еще одну, параллельную предыдущей. И принялся рисовать статуи – начал с постаментов, затем перешел к телам, а когда я добрался до голов, мне страшно захотелось подпустить неразберихи, сделав так, чтобы головы и торсы принадлежали разным статуям, создав впечатление, будто чьи-то неумелые руки виновны в этой путанице. В итоге каждый рисунок выглядел странным и хаотичным, но я знал, что таким он и должен быть.

Слева, ближе к концу стены, я изобразил мелками рыночную площадь в некоем селении, контуры людей шагали там по своим делам. Откуда ни возьмись появился слон, а за ним громадный медведь. Я рисовал, не думая ни о чем, позволяя образам сыпаться сквозь пальцы, а те словно только и ждали, когда же их выпустят в большой мир.