Путешествие к вратам мудрости - стр. 11

Во-первых, пророчество Фолами сбылось – Калигулу убили, а во-вторых, пропал я.

Хотя я был слишком мал, чтобы понимать важность того, о чем шел разговор в нашем доме, меня усадили рядом с братом и сестрой, и мы слушали, как Марек пересказывал слухи, распространявшиеся по всей империи, от Испании до Иудеи и от Германии до Карфагена.

– Он был на спектакле во дворце, играли какую-то дрянную пьесу, – рассказывал отец. – И в своей обычной пленительной манере Калигула высмеивал актеров и попутно издевался над сенаторами из своей свиты; сенаторы, все до единого, одним глазом смотрели на сцену, другим на императора, дабы не пропустить момент, когда он засмеется, чтобы рассмеяться вместе с ним, но не раньше и не позже. В перерыве между актами император объявил: в зависимости от того, что ему сегодня приготовят на обед, мясо или рыбу, половину сенаторов ближе к вечеру отволокут в Колизей, где бросят львам на съедение. «Все, кто сидит по левую руку от меня, – продолжил он, – умрут, если на обед подадут рыбу. Все, кто по правую руку, умрут, если подадут мясо». Затем он зашагал в свою личную столовую, ему не терпелось выяснить, что томится под крышками-колпаками; тут его и нагнал Кассий Херея из преторианской гвардии и пырнул в плечо. Калигула упал, и Херея, не дав ему подняться, медленно взрезал императорскую шею ржавым ножом.

– Что ж, – пожала плечами моя мать, – по всей видимости, не только статуи теряют голову.

Спустя несколько дней Фолами понесла на рынок испеченный ею хлеб, оставив меня на попечение брата, но перспектива просидеть полдня дома с малышом удручала Юная, зато возможность ослушаться мачехи весьма его взбодрила, и он помчался к своим дружкам. Когда Фолами вернулась с рынка, меня она не обнаружила, нигде.

Вскоре явился отец, и родители обошли всех соседей в поисках младшего сына, но безуспешно. Мать места себе не находила, и когда Юнай к вечеру вернулся домой, ни сном ни духом не ведая, что я пропал, отец, разъярившись, выпорол его, что было редкостью в нашем доме, ибо нас, детей, отец по большей части баловал и к рукоприкладству почти никогда не прибегал.

Поскольку Марек служил в римских войсках, возникло подозрение, что меня похитил кто-то из местных – либо подвергнутый наказанию по приказу прокуратора, либо жаждущий отомстить завоевателям его родной Каппадокии. Всех слывших преступниками вытаскивали на улицу и пытали, добиваясь правдивых ответов. Но если и были среди них знавшие, кто и почему меня забрал и где меня держат, они предпочли помалкивать.

События той недели остаются для меня загадкой. Я напрочь не помню, при каких обстоятельствах меня вернули домой, но, согласно семейной легенде, через семь дней после моего исчезновения Марека и Фолами разбудил громкий стук в дверь. Отворив дверь, они обнаружили меня – я сидел на земле и горько плакал. Сколько родители ни расспрашивали, я ничего не мог им сказать, то ли потому, что был запуган похитителем, то ли временно онемел от того, что со мной случилось, кто знает.