Путешественники - стр. 12

Тетя Миля заметила это, но приписала прилив таких нежных чувств исключительно раскаянию, охватившему меня за совершенный проступок, и растаяла от удовольствия, хотя и постаралась не показать этого.

Очутившись в своей комнате, я быстро связал в узелок перемену белья и переоделся в коломянковую пару. По моему мнению, это был более приличный для путешественника костюм, нежели бывшая на мне матросская блуза, к тому же сильно пострадавшая еще утром.

В копилке нашлось три рубля, которые я не замедлил положить в карман. Я был готов к отплытию. Только записка к тете надолго задержала меня.

Раз двадцать я принимался писать и столько же раз с неудовольствием рвал написанное: то записка казалась мне слишком чувствительной и потому недостойной путешественника, то слишком резкой и холодной по отношению к тете Миле.

Наконец удалось мне покончить и с этим делом. Я положил письмо на самое видное место на столе и вылез к Федьке.

Ночь была тихая, лунная. Звезды, как серебряные искры, рассыпались по черному небу и мерцали, дрожа в воде. Нева, спокойная, отражала их в себе, вся залитая матовым светом луны. Черной полосой тянулась по воде тень высокого берега, чуть-чуть шевелясь и колеблясь. Далеко выдвигался на изгибе реки высокий выступ берега, и при лунном свете его вершина, покрытая росой, казалась меловой горой.

Где-то взвывал филин. Неслышная тонкая струя воздуха колебала листья на кустах.

– Ну, наконец-то! – встретил нас Володька. – Мне ждать наскучило!

Я вошел в лодку. Федька следом за мной: он провожал меня.

Володька вывел лодку из-под кустов. Несколько веточек задели меня по лицу, прошумели прощальным шорохом и замерли без движения.

Лодка, круто повернувшись, выехала на Неву.

Все мы молчали. Я бесцельно глядел на воду, сверкающим следом расплывавшуюся за кормой, и грусть сосала меня внутри. Володька греб и, казалось, весь сосредоточился на этом занятии. Однако и у него творилось что-то неладное на душе.

Федька не сводил с меня глаз.

– Ну, высадите, что ль! – наконец нарушил он молчание.

Володька повернул к берегу. Лодка бесшумно вошла под тень сосен и мягко, с шуршащим звуком врезалась в песок.

Федька выпрыгнул на берег.

– Прощай!

Я пожал Федькину руку, и мне сделалось еще грустнее.

– Прощай и ты! – кивнул Федька Володьке.

Это было сказано как-то сухо, словно нехотя. Я подумал, что он недоброжелательно относится к моему другу.

Федька оттолкнул лодку, ступив босыми ногами в воду. Она закачалась из стороны в сторону.

– Ну, так прощайте! – еще раз крикнул он нам.

– Прощай! – отозвались мы. – Только никому не говори, Федька!