Путешественница. Книга 2. В плену стихий - стр. 78

– На родине я был мандарином, к тому же мастером словесности, способным сочинять собственные произведения. Моей одеждой был прекрасно вышитый халат из шелка, поверх которого надевался еще один шелковый халат, только синий – признак того, что носящий его принадлежит к ученому сословию. Этот второй халат на груди и спине носил изображение фен-хуан, птицы огня.

– Должно быть, это феникс, – высказал свое предположение Джейми и осекся, видя, что мистер Уиллоби терпеливо ждет.

– Я появился на свет в Пекине – это столица Сына Неба.

– То есть столица их императора, – прошептал мне в ухо Фергюс. – Однако же и наглые эти китайцы, если приравняли его к Иисусу Христу!

Матросы, услышав возмущенный шепот Фергюса, зашикали на него, побуждая умолкнуть. Тот в ответ показал довольно грубый жест, но все же обратился в слух, чтобы узнать продолжение рассказа.

– Я с младых ногтей интересовался искусством сочинительства. Следует признаться, кисточка и тушь не сразу подчинились мне, и мне пришлось приложить немало сил, чтобы танец образов, похожих на журавлей, в моем сознании излился на бумагу в виде знаков. Когда я ощутил в себе достаточно сил, я показал свои труды мандарину Ву Сену, придворному Сыну Неба. Он по достоинству оценил мою работу и дал мне кров и пищу. У меня были все условия для совершенствования, и я был признанным мастером, носившим красный коралловый шар на шапке с двадцати пяти лет. О, это была высокая честь! – прикрыл глаза китаец, предавшись воспоминаниям. – Но злой ветер принес в мой сад семена злосчастия. Я приписываю это вражескому проклятию. Возможно, я был слишком высокомерен и утопал в гордыни, поэтому пропустил время жертвоприношения, но я чтил своих достойных предков и каждый год посещал фамильную гробницу. Мною были зажжены все свечи в зале предков…

– Думаю, сочинения китайца такие же пространные, как и этот рассказ. Тогда ничего удивительного, если он заявит, что китайский царь приказал бросить его в реку, – я бы поступил точно так же, если бы услышал такую нуднятину, – заворчал француз.

– Мои стихотворения увидела госпожа Ван Мей, вторая жена императора, мать четырех сыновей императора. Ее просьбу зачислить меня в штат придворных удовлетворили. Так я попал ко двору.

– Так это же здорово! – выпалил Гордон и подался вперед. – Не каждому доводится быть представленным ко двору.

Китаец догадался, о чем его спрашивают, и согласно кивнул:

– Да, это была огромная честь, шанс, который боги дают человеку один раз. Отныне я должен был жить при дворе, путешествовать по улицам в паланкине, сопровождаемый стражей. Слуги обязаны были нести тройной зонт, говоривший о величии моего сана, и, быть может, я получил бы когда-нибудь павлинье перо на шапку. Книга заслуг должна была содержать мое имя, внесенное туда золотыми письменами.