Путешественница. Книга 2. В плену стихий - стр. 54
Я всегда буду помнить все-все, дорогая дочка. Мать не может забыть своего ребенка, потому что она мать.
Никто, никто не знает, как ты выглядела в трехлетнем возрасте, точнее, как тогда выглядели твои ушки. А я знаю, потому что обычно сидела возле тебя и читала тебе детские стихи наподобие «Рыбка раз, рыбка два» или «Три сердитых козлика», а ты розовела от удовольствия, и твои ушки тоже. Чистая младенческая кожа, на которой можно было видеть отпечатки пальцев, если коснуться ее…
Ты похожа на своего отца – на Джейми, это очевидно. Кое-что есть и от меня. Чтобы убедиться в этом, можешь взглянуть на фотокарточку моей мамы и на черно-белые карточки бабушки и прабабушки: у них был широкий красивый лоб, как и у нас с тобой. Если будешь следить за собой, то долго будешь привлекательной.
Мне так хочется присутствовать при всем этом! Но я не смогу видеть, как ты совершаешь вечерний туалет или как умываешься по утрам, поэтому тебе придется делать это самой для меня. Да, для меня, которой уже не будет рядом. Я не могу иначе, мне нужно уйти или остаться, третьего не дано».
Письмо уже было мокрым от слез, капавших на бумагу, и я сделала перерыв, чтобы утереть их и перевести дух, но вскоре продолжила:
«Бри, мне не жаль. Ты, конечно, понимаешь, что единственное, о чем я могу жалеть, так это о том, что придется оставить тебя, но больше я ни о чем не жалею. Двадцать лет я жила без любимого, а ты узнала об этом только сейчас. Можешь представить, каково мне приходилось все это время. Но у нас есть ты, а это стоит очень многого. Ты стала причиной и ценой нашей разлуки, но мы не жалеем об этом. Пусть так. Это лучше, чем если бы наше существование никак не продолжилось. Думаю, Джейми поддержит меня и не станет обижаться, что я говорю от его лица.
Девочка моя, ты моя радость, радость всей моей жизни. Ты и Джейми. Не знаю девушек лучше тебя, возможно, что их нет. Знаю, что сейчас ты хмыкаешь и передергиваешь плечиком: «Мама так считает, потому что она – мама. Другие сказали бы иначе». Ну разумеется, но разве тебя сейчас должно волновать мнение других? Я искренне считаю, что ты – самая лучшая в мире девушка.
Ты – самая большая ценность, какая только у меня была, ты и твой отец. Я многое видела и сделала тоже довольно многое – сама знаешь, какую эпоху я застала, – но ты и твой отец были главными людьми в моей жизни, а встреча с Джейми и твое рождение – главными событиями в ней».
Я высморкалась и взяла новый лист. Как бы то ни было, письмо – это лучшее, что я могу сейчас сделать, хотя прощание такого рода представляло немалые трудности еще и потому, что я не могла видеть глаз Брианны и могла руководствоваться только своим настроением при написании последней весточки. Сейчас эти слова кажутся мне идущими от сердца, но почувствуется ли их искренность или спустя время все потеряется, словно в зыбучих песках? Что такого я могла пожелать ей сейчас, чтобы это пожелание пригодилось ей через месяц, когда меня уже не будет и ей придется жить самой? Или через год? А через десять лет, когда образ мамы совершенно изгладится в ее памяти и от меня останется лишь воспоминание, когда я стану приятным, но не главным эпизодом в жизни дочери?