Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы - стр. 16

Но окончательно смутился и не договорил.

– Конечно, рассказывала! – холодно парировала я. – Как вы это себе представляете? Я появляюсь на пороге его кабинета после трехлетнего отсутствия и спрашиваю: «Здравствуй, милый, что бы ты хотел сегодня на ужин?»

– Нет, конечно, нет, – пробормотал Роджер, отвернулся и впился взглядом в книги на полке, покраснев от смущения до кончиков ушей.

– Простите меня, – вздохнула я. – Вы задали правильный вопрос, просто рана еще не вполне зажила.

Правильнее говорить «совершенно не зажила». Острота полученной боли меня испугала и удивила. Отставив стакан, я решила, что для продолжения беседы мне понадобится что-то покрепче лимонада.

– Да, я все рассказала. О камнях, о Джейми. Обо всем.

Какое-то время Роджер молча изучал портрет Фрэнка на задней стороне обложки – с фотографии потомкам улыбался смуглый, красивый и худой автор.

– А он вам поверил? – тихо спросил Роджер.

Лимонад налип на губы, и перед ответом понадобилось их облизать.

– Нет, – сказала я. – Сначала нет. Он решил, что я сошла с ума, даже отправил к психиатру.

Я усмехнулась воспоминанию, хотя при нем кулаки у меня сами собой сжались от злости.

– А после этого? – Роджер повернул ко мне бледное лицо, сверкнув любопытными блестящими глазами. – Что он подумал?

Я глубоко вздохнула и зажмурилась.

– Не знаю.

В маленькой инвернесской клинике царили запахи карболки и крахмала, превратившиеся для меня в чужие. Я не могла думать и пыталась не чувствовать. Возвращение оказалось много ужаснее прошлого – там меня спасал кокон из сомнений и неверия в реальность происходящего и подпитывала надежда на спасение. Тут же было слишком хорошо понятно, где я и что со мной. И я знала, что спасения нет. Джейми мертв.

Врачи и сиделки пытались вести себя приветливо, кормили и поили, но все мои чувства вытеснили тоска и ужас. У меня спросили имя, я назвала, но больше не сказала ничего.

Меня уложили в чистую белую постель, я сцепила руки над своим оберегаемым животом и закрыла глаза, чтобы перед глазами оказались лишь дождь над вересковым болотом и лицо Джейми – все, что осталось в памяти за миг до того, как я вошла в круг камней. И пыталась продлить воспоминания, поскольку знала, что новые образы – лица сиделок или ваза с цветами возле кровати – неизбежно изгонят прежние и станут обыденностью.

Осторожно я прижала один большой палец к основанию другого, и меня посетило странное облегчение: шрам был на месте. След от маленького пореза в форме буквы «J». Джейми сделал его по моей просьбе – это его последнее прикосновение.