Путь святого - стр. 32

– Милосердие Божие, наверно, стоит того же, что и милосердие людей. А как оно велико, об этом говорит нам война, сэр.

Пирсон вспыхнул.

– Мне не ясна ваша мысль, – сказал он с болью. – Как можете вы говорить такие вещи, когда вы сами только что… Нет! Я отказываюсь спорить, Джордж. Я отказываюсь.

Лэрд подал знак Грэтиане, она подвинулась к нему, и он крепко сжал ей руку.

– Хорошо. Тогда я буду спорить, – сказал он. – Меня просто распирает от желания поспорить. Я предлагаю вам, сэр, показать мне, есть ли в чем-либо, кроме человека, признаки милосердия. Материнская любовь не идет в счет: мать и дитя в основном одно и то же.

Оба одновременно иронически усмехнулись.

– Милый Джордж, разве человек не высшее создание Бога, а милосердие не высшее качество человека?

– Нисколько. Если все геологическое время принять за одни сутки, то жизнь людей на Земле составила бы примерно две секунды; а еще через несколько секунд, когда люди уже исчезли бы с лица Земли, геологическое время продолжалось бы, пока Земля не стукнулась бы о что-нибудь и снова не превратилась в туманность. Бог был не так уж сильно занят, сэр, не правда ли? Всего две секунды из двадцати четырех часов – для человека, который есть его любимейшее создание! А что касается до милосердия и до того, что оно есть высшее качество человека, то это только современный стиль разговора. Наивысшее качество человека – это ощущение меры вещей, и только благодаря этому он выживает; а милосердие, если говорить логически, могло бы только его истребить. Это для него роскошь или побочный продукт.

– Джордж, в вашей душе совсем нет музыки. Наука – это такая малая вещь! Если бы только вы могли это понять!

– Покажите мне нечто большее, сэр.

– Вера.

– Во что?

– В то, что открылось для нас.

– А! Опять об этом. Кем же открылось и как?

– Самим Богом. Через нашего Спасителя.

Легкий румянец окрасил желтое лицо Лэрда, и глаза его заблестели.

– Христос! – сказал он. – Если он существовал, в чем некоторые, как вы знаете, сомневаются, он был очень хорошим человеком. Были и другие пророки. Но требовать в наше время, чтобы мы верили в его сверхъестественность или божественность, – это значит требовать от нас, чтобы мы шли по земле с завязанными глазами. А именно этого вы и требуете, не правда ли?

Снова Пирсон посмотрел в лицо дочери. Она стояла очень тихо, не сводя глаз с мужа. Каким-то чутьем он угадывал, что слова больного обращены, по сути дела, к ней. Гнев и отчаяние подымались в нем, и он с горечью сказал:

– Я не могу объяснить. Есть вещи, которые я не могу сделать совершенно ясными, потому что вы сознательно закрываете глаза на то, во что я верю. За что, по-вашему, мы сражаемся в этой великой войне, как не за то, чтобы восстановить веру в любовь как главный принцип жизни?