Путь к сердцу. Баал - стр. 24

А глядя на этого, был согласен на все сто.
Он медленно, стараясь не ступать на рассыпанные чипсы и обрывки жженой бумаги, обошел софу, коротко оглядел комнату – пару протертых кресел, ковер в пятнах, старый телевизор, пустые, прикрепленные к стене полки, – остановился напротив окна. Напротив отброса. Долго смотрел на наркомана, молчал.
А тот все сучил по полу грязными босыми ступнями – пытался слиться со стеной, чувствовал холод:
- Только не мучай… Застрели…
Баал всегда этому удивлялся – они думали, ему нравится мучить? И он пришел для того, чтобы оттащить бедолагу в спальню, раздеть его, привязать к кровати, разложить маньяко-ящик с инструментами и начать с наслаждением вырезать внутренние органы? Такой они представляли свою кончину? Или это его лицо наводило их на подобные мысли?
Лицо как лицо; Регносцирос не стал смотреться в зеркало – он выглядел, как человек. Как небритый, здоровый брюнет, которому хочется поспать – ну, по крайней мере, ему так казалось. Они же видели его другим – опутанным сероватым свечением, с дымчатыми за спиной крыльями, с черными омутами вместо глаз. Перед смертью люди видят больше – миры истончаются и проникают друг в друга, сдвигая сознание.
Вообще-то, он мог бы просто усыпить бедолагу, что и собирался сделать, пока ехал сюда – приложить ему руку ко лбу, погрузить в беспамятство, а после проводить душу туда, куда ей предстояло перейти. Мог даже руки ко лбу не прикладывать – просто заглянуть внутрь и отключить жизнь, - но этот однозначно просил «застрели».
- Застрели-застрели-застрели…
Наркоман продолжал сучить по полу пятками; у его губ пузырилась пена. Жалкая картина: неубранный дом, прогнившие обои, вонь протухшего тела и сознания. И почему ему не досталась работенка поприятнее? С песнями, лепестками роз, блеском начищенных люстр, звенящим смехом красавиц? Наверное, потому что смерть всегда связана с кровью и грязью. Почти всегда.
- Как хочешь.
То была единственная фраза, которую произнес Регносцирос, прежде чем положил пальцы на рукоять пистолета.

Что его всегда удивляло, так это людская эгоистичность. Все они боялись не смерти, нет, они боялись за себя – не жить, не существовать, не чувствовать, не быть.
А что же станет со мной? Меня больше не будет? Я уйду навсегда?
Всегда «со мной», всегда «я» - их извечное единоличное пресловутое «я».
Почему не интерес – а что находится «за пределом»? Куда состоится Переход? Почему не восторг, не азарт, не счастье, ведь смерть – всегда движение, всегда «дальше». Куда именно «дальше» - вопрос другой, - но почему, в конце концов, не любопытство, а как именно осуществляется Переход, какие в нем присутствуют процессы?