Путь к себе: 6 уютных книг от Ольги Савельевой - стр. 26
Я забивалась в угол и скулила от боли. Хотелось содрать с головы шапочку и расчесать голову в кровь.
Через два часа бабушка разрешала снять шапочку и смыть «лекарство» земляничным мылом и раствором калины.
Потом снова наступала пытка расчесыванием.
Несмотря на комплексное лечение, всегда находились особо живучие особи, которые откладывали новые яйца. Борьба длилась уже вторую неделю и была совершенно безрезультатной.
Я потухла, похудела, подурнела. На улицу не ходила. Большую часть времени была безрадостна и воняла керосином.
Бабушка, наоборот, была полна решимости продолжать борьбу.
В конце октября ко мне из столицы прилетела мама. Она обещала прилететь еще к 1 сентября и проводить меня первый раз в первый класс, но не смогла, и вот прилетела только сейчас.
Я очень ждала маму и совсем на нее не сердилась. Моя любовь, в знаменателе которой было расставание и расстояние, крепла в своей безусловности с каждым днем.
Мама вошла в квартиру и ахнула: ее пухлая, круглолицая, розовощекая девочка превратилась в завядшую сгорбленную старушку, смердящую уксусом, с выключенными глазками и впалыми щечками…
– У нас беда, Нина, – сказала маме вместо приветствия вышедшая в коридор бабуся тоном, которым вполне уместно объявить о смертельном диагнозе ребенка. – ВШИ!
– Господи! – выдохнула успевшая испугаться мама. – А я уж подумала!.. Ну вши – это не приговор. Можно попробовать вывести, а если не получится – обрезать волосы и не мучить ребенка…
Бабуся потемнела лицом. Мама своими бездумными словами только что обесценила ее семилетний труд по взращиванию моих волос, признала бабусю проигравшей в войне со вшами и фактически предложила капитулировать, отдать полигон боевых действий этим отвратительным насекомым…
– Ребенок не понимает и еще долго не поймет своего счастья – иметь такие волосы. Вам-то, я смотрю, все просто: обрезать проще, чем бороться, бросить проще, чем растить…
Теперь уже бабуся мстительно топталась на больных маминых мозолях: я по договоренности была отвезена на воспитание бабусе и дедусе в возрасте одиннадцать месяцев, и вот уже шесть лет мама никак не решалась забрать меня к себе в столицу… На постоянно задаваемый мной вопрос: «Почему?» – мама отвечала расплывчато, по-взрослому: «Нет такой возможности».
В семь лет такой ответ никак не приближает ребенка к осознанию истинных причин отказа.
Бабуся и дедуся любили меня строгой воспитательской любовью. Возможно, решись мама забрать дочь, они бы и не отдали меня без боя, но аргумент о невероятном одолжении, которое они делают, взращивая меня у себя, тем самым развязав руки маме, был убийственным и не предполагал наличия контраргументов.