Размер шрифта
-
+

Путь - стр. 26

– А с на-ами ничего-о-о не происходит, и вряд ли что-нибу-удь произойдёт, и вряд ли что-нибу-у-удь произойдет, – протяжно и грустно провыл он, медленно брея шею:

С самого детства Алекс ощущал себя ненужным, брошенным, бесцельно болтающимся по океану жизни. Работа ради работы – не вариант, это понятно. Тогда что вариант? И какие они есть, эти варианты? Наверное, их может быть не один, и не два, и не пять, но какой из них верный? Конечно, можно попробовать поискать ответ, но проще согласиться с тем, что никаких вариантов нет. И ходить на работу, и приходить домой, чувствуя, как разливается по телу пустота. Чем её глушить? «Как это чем? Водочкой, брателла, водочкой!», – скажет дружбан, пацик через пацика* (через знакомых) передаст по цепочке, и вот уже собирается стайка. Сидишь, чирикаешь, пивом запиваешь. И вроде отдыхаешь, а вроде и не устал.

Но так ведь тоже нельзя! – Алекс добрил последние волоски на шее и замер. – Нужно уже что-то решать в жизни, куда-то двигаться, но куда? Куда?! Да без понятия! Знать бы точно, где он может пригодиться, где его место, в чём смысл жизни, в конце концов, тогда бы Алекс все силы приложил. А сейчас… как говно, простите за выражение, в проруби болтается. Живёт только сегодняшним днём, без планов и перспектив, даже не пытаясь заглянуть за горизонт событий.

Почему у него всегда всё вот так? Почему все нормально живут, а он один такой невезучий? Сколько лет он спрашивал себя, в чём причина, что он совершил не так, где оступился? Почему у других дети, дом, путешествия, счастливая жизнь, а у него рутина, скука и хандра? Что, гамота твою за ногу, он делает не так, а? Почему все важные решения, что он принимал в жизни, в итоге оказались бредом сивой кобылы?

Алекс в тысячный раз вспомнил, каким взрослым он себе казался в детстве, когда, не слушая мольбы матери и плача сестрёнок, уехал из дома к отцу, в Союз. Тогда он думал, что совершил первый мужской поступок, который папа оценит по достоинству. Но оказалось, что тому, мягко говоря, было наплевать на отрока. Постоянные переезды, многомесячные папашины командировки, беспросветное одиночество, из-за которого он однажды чуть не умер… – тут Алекс цокнул и поморщился, порезав кожу, – м-да, решение уехать к отцу было огромной ошибкой. Сейчас, через двадцать лет, это ясно, как божий день.

Да и потом он ничего хорошего в жизни не угадал – захотел стать доктором, пошёл учиться в ликей на выбранную профессию, и что в итоге? – Алекс взглянул в зеркало, оглядел обвисшую ванную с развешанными трусами и пожал плечами. Хотя, раньше он всё же любил работу – исследования, лекции, ученики. Но потом всё как-то поостыло и скисло: денег нередко хватало только на лабораторных крыс, да и этого недостаёт порой. Выделяют же так, крохи. Оборудование устарело, диссертации в самом полисе нельзя было защитить, только в Союзе, а там диссертационной комиссии нужно два-три года ждать. За это время технологии вперёд ускачут. Пока защитишь диссетруху – она уже никому и не нужна. Можно, конечно, дисскомиссию купить, это быстро и надёжно. Так все ушлые и делают: покупают диплом и становятся кандидатами, а то и докторами. Так и мчатся тройки диссертационных комиссий, неся науку куда-то вскачь, и вместе с ней несётся он, Александр Церебраун, или Алекс, как он сам себя всю жизнь называл.

Страница 26