Пустыня. Чужие пески - стр. 8
– Товарищ командир! – Джураев вынырнул из темноты.
– Послушай, солдат! Ты, конечно, молодец, но если ещё раз обратишься ко мне не по званию, я посажу тебя на «губу». Дома. Когда вернёмся. Понял?
– Так точно! Товарищ капитан! – Глаза Джураева потеплели и наполнились смехом, – дома можно! Я с удовольствием!
«Водоносы» вышли с тропы. Бойцы окружили их и, уступая очередь самым нетерпеливым, наполняли фляжки речной водой. Я прислушался к ночи. Было тихо. От этой тишины в сердце проник тревожный холодок. Было очень тихо! С гребня бархана скатился снайпер из числа солдат находившихся в охранении.
– Товарищ капитан! Моторы! Барбухайки едут.
Два глупейших вопроса в моей жизни:
– Сколько?
– Далеко?
Как мог боец посчитать количество машин и определить расстояние до колонны? Да никак! Но я всё-таки спросил:
– Сколько? Как далеко?
Снайпер ничуть не смутился и бодро соврал:
– Машин пять, не меньше. С километр от нас.
– Хорошо. Оповести охранение. Пусть снимаются и все ко мне. Понял? Напьёшься потом. Потерпишь. Быстрее.
Я не удивился, увидев, что и снайпер стал взбираться на гребень бархана, предварительно приложив руку к панаме.
– Все ко мне! Группам принять носилки. – Команда остановила солдат не успевших наполнить фляги живительной влагой.
Все понимали сложность нашего положения, и чувство опасности придавало им силы. И веры в меня, своего командира. Строя не было, бойцы просто окружили меня и ждали «пламенной» речи. Я оглядел всех и сказал:
– Нам надо уходить. Охранение слышало барбухайки. У них миномёты. Отрыв у нас небольшой. Надо торопиться. До точки связи ещё десять километров. Там запросим вертушки. Леденёв! Возьми братьев-чеченцев. Втроём прикроете «хвост». В авангард пойдут Васильев и Оганесян. Отряд будет за вами в пределах видимости. Если что, успеем подсобить. Всё. Вперёд ребята! Группы с носилками за мной. Остальным не отставать. С Богом!
Отряд двинулся вперёд, на ходу выстраиваясь в определённый мною походный порядок. Я оглянулся. На миг показалось, что в небе сверкнул луч фар духовской колонны.
Да, я соврал им, своим подчинённым, но это была ложь во спасение. Кажется, так называется враньё для укрепления духа. До точки связи было пятнадцать, если не больше, километров. Но угрызений совести я не чувствовал. Наоборот, появилась уверенность, что мы с каждым шагом отрываемся от преследователей. Тревога ушла из сердца, уступая место спокойствию. Всё просто! Когда тело выполняет привычную, пусть и монотонную работу, думать некогда.
Ночь остановилась. Луна и звёзды по-прежнему освещали пустыню, но где-то у горизонта уже появилась тонкое лезвие рассвета. Тишину изредка прерывали стоны раненных товарищей. В такие моменты возвращалась тревога. Тревога за их жизни. Одного, Сергеева, уже не вернуть. Я остановился: