Птицы молчат по весне - стр. 30
Позднее утро застало её в постели, в богато убранной незнакомой комнате, так что, только открыв глаза, она даже не сразу вспомнила, где находится – а когда поняла, возблагодарила Бога, что, кажется, её больше никто пока не преследовал, и можно никуда не спешить. Почувствовав голод, Анна оделась и спустилась в ресторан – он оказался не менее роскошным, чем комната. Ей подали превосходный омлет с грибами и чашку горячего шоколада; мелькнула тревожная мысль, что денег в её кошельке не так много – их, пожалуй, не хватит надолго! Анна маленькими глоточками пила шоколад, одновременно размышляя: как теперь быть? Вероятно, надо как можно скорее подыскать более скромное жильё! Ну, а что же потом?!
Ах, если бы рядом с нею оказался кто-нибудь взрослее, умнее и опытнее в житейских делах! Кто-нибудь не такой растерянный и перепуганный, кто подсказал бы, как выжить совсем одной, без средств – да ещё сделать так, чтобы Владимир и мачеха не нашли её и не попытались снова уничтожить!
Обращаться к знакомым нельзя – все считают её погибшей. У Анны не было задушевной подруги, которой можно было бы написать и попросить помощи или совета; не было у неё и близких родственников. Где-то в Выборгской губернии, к северу от Петербурга, как она слыхала, жила дальняя родня её отца, Алексея Петровича Калитина. Но Анна никого из них никогда не видела, не знала даже, живы ли эти люди. Да и как их разыскивать, куда именно ехать?
Можно было бы обратиться к доктору Рихтеру и его супруге: доктор дружил с папенькой и всегда очень заботливо относился к сёстрам Калитиным. Однако семья Рихтер обожала графа Левашёва и восхищалась им. Доктор ни за что не поверил бы, что Владимир пытался убить Анну – скорее мог решить, что «бедняжечка Анет повредилась рассудком после того страшного пожара» – и вернул бы её мужу и мачехе. Нет, идти к Рихтерам никак невозможно. Да и остальные их светские приятели и знакомые тоже ни за что не поверят, что граф Левашёв – убийца! Анну сочтут сумасшедшей; а что же ещё им останется думать? Доказательств вины мужа у неё нет. Ничего нет, кроме слов Любы, а Люба вряд ли согласится их кому-нибудь повторить – она сама боится Левашёва, ибо знает, что он способен на всё!
Анна почувствовала, как на глаза навернулись слёзы – она смахнула их сердитым движением. Что толку сидеть здесь и плакать: надо думать, думать! Ей повезло остаться в живых, повезло целых три раза! Значит, она обязательно должна выпутаться; по крайней мере, теперь она свободна от Левашёва, от мачехи, и, даст Бог, никогда больше их не увидит!