Птичий город за облаками - стр. 2
Sunday Times
В его историях отражается и чудо, и ледяное равнодушие природы; Дорр – великолепный рассказчик.
Outside
При чтении Дорра в нас пробуждается то восторженное чувство, которое мы испытываем лишь от сильной любви к близкому человеку или предмету наших занятий.
Times Literary Supplement
Редко встречаешь писателя, который поможет тебе увидеть мир по-новому. А Дорр делает это на каждой странице!
Boston Globe
Дорр выступает как свидетель истории – не той истории, что повествует о масштабных событиях и великих людях, а о той, что высвечивает безымянные уголки, из которых и вырастают лучшие рассказы. Это как раз тот редкий случай, когда писатель, не поддаваясь на банальные соблазны, выстраивает незаурядную, сильную и внятную музыку прозы.
Колум Маккэнн
Дорр – выдающийся стилист. Путешествия его героев по миру внешнему и миру внутреннему одинаково завораживают читателя.
Guardian
В отличие от суперпопулярного в наших краях Паланика, Дорр не увлечен фриками и маргиналами; его герои если и аутсайдеры, то вполне приземленного, стейнбековского толка. Повествование неторопливое – в Айдахо, как известно, спешить некуда, – без излишней метафизики и столь раздражающего во многих коллегах Дорра надрывного пафоса. Собственно, это возвращение к исходной позиции: роман – повествование о чем-то бывалом, хотя, возможно, и вовсе небывалом, но достойном места в реальности. Эта американская «былинность» и привлекает к Дорру не только членов пулицеровского комитета, но и обычных читателей. В конце концов, в наше время, когда новости по телевизору все чаще напоминают дурной сон, как-то хочется сурового старомодного реализма хотя бы в искусстве. Даже если реализм этот, как у Дорра, призрачен и обманчив, словно охотничья байка у костра.
Playboy
Посвящается библиотекарям – прошлым, настоящим и будущим
Предводитель хора: Какое же дадим мы имя городу?
Писфетер: Хотите имя важное, тяжелое – Лакедемон.
Эвельпид: Что? «Ляг где можешь»? Зевс! Отец! Чтоб город мой назвался «Ляг где можешь»! Нет! Уж лучше лягу я в постель пуховую.
Предводитель хора: Откуда ж имя мы возьмем?
Эвельпид(с торжественным жестом): Отсюда вот – из туч, из пара, мыльное, пузырное, форсистое.
Писфетер: Нашел! Заоблачный Кукушгород![1]
Аристофан. Птицы. 414 год до н. э.(перевод Адриана Пиотровского, с изменениями)
Пролог
Моей любимой племяннице с надеждой, что это принесет тебе здоровье и свет
«Арго»
65-й год миссии
307-й день в гермоотсеке № 1
Четырнадцатилетняя девочка сидит по-турецки на полу круглого гермоотсека. Носки протерты до дыр, голову обрамляет ореол густых кудряшек. Это Констанция.