Птица в клетке - стр. 24

– Джулиан… – начинает она знакомым мне осторожным тоном, что всегда использует, когда надо сообщить что-то ужасное. – Ты понимаешь, что здесь безопасно и все, что ты скажешь, не покинет эти стены?

Она хорошая, но я лишь начинаю сильнее нервничать. Доктор хочет, чтобы я выложил ей личные мысли, которыми ни с кем нельзя делиться. Я не знаю, что сказать, и молчание становится неловким. Как всегда. Нет, доктор не выказывает раздражения, как другие люди, но и ничем не заполняет тишину.

Я тереблю шнурок. Последний кусочек пластика отваливается и падает на пол. Доктор протягивает мне мусорное ведро. Я подбираю пластик и кидаю его туда. Она предлагает мне выбрать игру.

Я не привык к настольным играм. Обычно мы с родителями развлекались с музыкальными инструментами. Но доктору нравятся настолки, и я выбираю «сорри», как и в прошлом году, потому что только в нее умею играть.

Меня научили племянницы Рассела, когда его сестра Нора однажды пригласила нас на День благодарения. Девчонки с ума по ней сходили, а мне она казалась злой и язвительной. Там есть специальная карточка: «Сорри! Теперь я могу взять свою пешку со старта и убить любую из твоих».

Я кладу игру на кофейный столик. Доктор Уитлок открывает коробку и предлагает мне выбрать цвет.

– Любой, неважно.

Она хмурится, и я уже чувствую, что поступил неправильно. Да и сама игра удовольствия не принесет: доктор будет смотреть на меня так, будто оценивает каждый ход. Подвох с «сорри» в том, что хорошо в нее играть невозможно. Все зависит от удачи, и не знаю, что я могу сделать, разве только правильно считать ходы и не трогать чужие пешки, если есть возможность.

Единственный раз я взял пешку доктора, когда вытащил карточку «сорри», и других вариантов не оставалось. Я забрал самую незначительную, чтобы не обидеть. Однако, когда поднял голову, доктор грустно смотрела не на доску, а на меня. Я все-таки умудрился ее расстроить.

Снаружи темная беззвездная ночь. Рассел зовет меня в гостиную и указывает длинным пальцем на пол. Паркет весь испачкан, словно кто-то прошелся по незастывшему цементу.

Днем я почистил кроссовки тем, что нашел под раковиной на кухне. Они стали ослепительно-белыми, но, видимо, хлорка осталась на подошве.

– Ты должен уважать чужую собственность, – спокойно и размеренно говорит Рассел.

– Я знаю.

– Знаешь?

– Прости. Это было глупо.

– Да, – соглашается он. – Именно. – Затем молчит, а я жду приговора. Наконец Рассел говорит: – Неси.

На миг я застываю, но потом иду к массивному шкафу в столовой. Каждый раз, приезжая в гости к Расселу, мама любовалась этим шкафом. Полки из вишни, тончайшие антикварные тарелки.