Птица в клетке - стр. 10
Матиас Хаммер, который на уроках всегда задавал неудобные вопросы, поинтересовался: если дать другим расам время, разве не достигнут они на эволюционной шкале того же уровня, какого достигли мы? Я думал, ему сейчас влетит, но фройляйн Рам сказала, что это вопрос первостепенной важности. Нарисовав мелом на доске высокую гору, она спросила:
– Если одной расе требуется столько-то времени, чтобы покорить эту гору, а другой – втрое дольше, то на чьей стороне превосходство?
Мы все согласились, что на стороне первой расы.
– К тому времени, когда низшие расы доплетутся до того места, где сегодня находимся мы, то есть до вершины, нас там уже не будет, мы будем еще выше, вот здесь. – Рисовала она быстро, не глядя, и добавленный ее рукой пик оказался слишком крутым и высоким – каким-то ненадежным.
Больше всего нам следовало опасаться так называемых иудеев. В еврейской расе смешались восточная, эскимосская, африканская и наша. От ее представителей исходила особая угроза: они позаимствовали у нас белую кожу, чтобы легче было нас же и одурачивать.
«Не доверяйте, – постоянно внушали нам, – еврею больше, чем лисе на зеленом лугу»[13]. «Отец еврея – дьявол»[14]. «Евреи приносят в жертву христианских младенцев, а кровь их используют в своих обрядах»[15]. «Если мы не захватим мировое господство, его захватят они. Потому-то они и хотят смешать свою кровь с нашей – чтобы себя усилить, а нас ослабить». Евреи внушали мне какой-то клинический страх. Они, как вирусы, были невидимы глазу, но повинны в том, что у меня порой случался грипп или другое недомогание.
В одном сборнике я прочел рассказ о немецкой девочке, которой родители запретили ходить к доктору-еврею[16]. Девочка заупрямилась; сидя в приемной, она услышала долетавшие из кабинета крики другой девочки. Поняв, что надо было слушаться родителей, она встала со стула, чтобы уйти. В этот миг из кабинета вышел доктор и велел ей заходить.
Для непонятливых картинка разъясняла, кто он такой – этот доктор. Сатана. В других детских книжках я внимательно рассматривал каждого еврея, чтобы узнавать их с первого взгляда. Мне было непонятно, кого способен одурачить еврей: уж всяко не нас, умных арийцев. Толстенные губы, длинный, крючковатый нос, черные, хитрые и всегда отведенные куда-то вбок глаза, сам жирный, увешан золотом, лохматый, нестриженый.
Но почему-то дома я не получал заслуженной похвалы. Стоило мне показать маме, какой у меня благородный череп, – и она принималась молча ерошить мне волосы. Стоило объявить, что я – это будущее (по-немецки –