Птица Чабос. Самолёт в угоне не значится - стр. 37
Следом за ординарцем Багратиони, как два зеркальных отражения, одинаковым жестом подобрав полы длинных, по-модному скроенных плащей, одинаково покачивая бедрами, проплыли девушки-близняшки уже не юного возраста, но еще и не ступившие в пору настоящей женской зрелости.
– А я то думал, что у меня в глазах двоится! – сказал Родик.
– Не двоится, – усмехнулась Хомка. – Близняшки. Бригада скорой помощи. Даже здесь Мамука выпендрился.
– Какой еще скорой помощи? – спросил Родион. – Сексуальной, что ли?
– Неа, – отрицательно качнула головой Хомка. – Медицинской. У всех богатых людей почему-то обязательно, через какое-то время, начинает ехать крыша на собственном здоровье. Мамука не исключение. Он всюду, в ресторан, в театр, в зарубежные поездки таскает за собой целый штат медиков. Эти девочки, не сексуальный, как ты выразился, эскорт, а обыкновенные медички. Хотя, одно другому, наверное, не мешает… А этот полноватый дядечка с пластиковым чемоданчиком, – Вероника указала взглядом на прошедшего мимо пожилого серьезного мужчину. – Профессор общей терапии, Иван Петрович Рублев, известный, между прочим, не только у нас в стране. Да ты его должен был по телевизору видеть!
– Не смотрю телевизор, – отмахнулся Родик. – Принципиально.
– И правильно, – согласилась Хомка. – Чего там смотреть… В общем, Мамука платит Рублеву столько, что на эти деньги можно целый реанимационный центр содержать. Вот Рублев за ним и таскается по городам и весям.
– И откуда вам, барышня, все известно!? – улыбнулся Родион и с интересом посмотрел на Хомку.
– Как откуда? – с усмешкой ответила девушка. – Мое самое любимое занятие заполнять анкеты. Разве ты не помнишь?
– А… Ну, да. Конечно. Полезное занятие. Согласен. Как говорил мой друг – Костя Остенбакин: «Моя анкета – цела жизнь. От первой графы до последней!»
– Философ, наверное, был твой Костя Остенбакин, – проговорила Хомка. – А кстати, кто это такой? Ты на него уже в который раз ссылаешься.
– Потом как-нибудь расскажу, – пообещал Родик.
Самолет продолжил разбег и, наконец, оторвался от взлетной полосы. Мир за стеклом иллюминатора как-то моментально превратился в огромный, бутафорский макет, поражающий своей детальностью и подернутый легким туманчиком перьевых облаков. Крохотные машинки катились по асфальтовым полоскам автострад. Коробочки многоэтажек жались к окраинам большого города, словно чья-то огромная рука одним махом сдвинула их в кучу большого города, как разлинованные картонные кубики.
– Наконец-то взлетели, – с удовлетворением прошептала Хомка.
– Прощай Родина, – хмыкнул Оболенский. – Здравствуй город солнечной мечты Рио-де-Жанейро!