Птица - стр. 12
– Коробку положи в белье, – наказала Сотикова.
– Хорошо, – кивнула я. Я уже вся принадлежала Сотиковой.
Стало темнеть. Сотикова наконец взяла свою половину и отправилась домой. Я еще час выстраивала пирамидки из духов, каждые пять минут открывая и закрывая индийский набор, так и не прикоснувшись к перламутровым шишечкам теней. Его черная бархатная шкурка лежала отдельным сокровищем на трюмо. В конце концов я нашла набору место на письменном столе, духам – в серванте, ближе к стеклу, и заснула как во дворце.
В семь тридцать утра позвонила Марина Русенко. Ей срочно понадобилась стипендия. Я без труда нашла в портфеле конверт, полученный вчера в кассе главного здания. В нем смирно лежал новенький червонец. Десять рублей…
Маме Сотиковой, связанной с Росконцертом, понадобилось неполных два дня, чтобы распродать индийские наборы и пять коробок духов, включая открытые Le femme. Madame Rochas мы поделили пополам с помощью шприца, причем фирменный флакон по жребию достался мне.
Три дня блондинки
День блондинки 1 Солнце и другие
В выходной день самое главное – выйти из дома. И не то чтобы как можно раньше, а просто хотя бы выйти. Мусор вынести, например, или лук купить внизу. Но это не всегда. Хорошо еще, если у тебя запланировано. Например, выставка, «Пушкин и обезьяны» в Дарвиновском музее. Туда-то еще – раз! – и собралась, раз – и с первого захода по погоде оделась. И едешь в одну сторону долго так с пересадками, а обратно едешь уставшая, сонная, голодная и новую лексику во рту перекатываешь. И твой искусственно просветленный мозг распознает очертания скрытых смыслов.
А если ничего не запланировано, то главное что? Главное, чтобы не было солнца. Вот так. Потому что, когда светит солнце прямо с утра – это конец. Это значит, что все на свете люди уже из домов повыходили и в разных интересных местах осели. Или гуляют вокруг прудов в чудесных парках с детьми и домашними животными, или вертятся на каруселях в ожидании мороженого. А кто случайно остался дома – готовится к торжественной встрече гостей. Ты же провозишься со своим завтраком, протыркаешься в телевизоре и дождешься наконец-таки туч. Вот так. Теперь телевизор можно спокойно выключить, раздернуть шторы и начать звонить тем, кто уже вернулся с прогулок, испугавшись дождя или наконец замерзнув. И хорошо услышать, как они там съели не то, что намечали, или не попали, куда собирались, простояли в очереди, а что хотели купить, было такое дорогущее, что лучше бы не ездили. Вот так. Еще важнее важного, чтобы у тебя именно в этот день отключили Интернет, и ты бы до поздней ночи так и не узнала, что сегодня необыкновенного происходило в городе. Главное, сохранить скромное неведение о последнем дне кинофестиваля или единственном концерте Д. С., о дне рождения М., а еще круче – о вечере, где ты сама должна выступать. Вот это настоящий выходной! И тогда, когда все совпало, то есть когда совсем все заволокло, тихо гулит твое вечное радио, перед тобой штук восемь книг – и ты сидишь в пижаме, не знаешь с какой и начать, потом достаешь из-под стопки мутный прошлогодний глянец и находишь в нем бесценные сведения из области «если у тебя напряжена левая часть тела, то тебе, вероятно, приходится сдерживать свои исконно женские проявления – слабость, мягкость, переменчивость», – наступает момент истины. Ты уже лежишь, и у тебя абсолютно ничего не напряжено. Световой день закончился. И так же, как ты, лежат восемьдесят процентов твоих знакомых. И думают – уж кто-кто, а она-то провела день будь здоров, с ее-то возможностями!