Психомагия. Воображение как основа жизни - стр. 2
Следующий случай оказался для меня еще более наглядным. У моего шестимесячного сына Адана был сильный бронхит. Знакомый фитотерапевт прописал ему капли. Моя бывшая жена Валери, мать Адана, должна была трижды в день капать ребенку в горло по тридцать капель эфирного масла. Вскоре она пожаловалась, что ему не становится лучше.
– Кажется, ты просто не доверяешь лекарству, – сказал я ей. – В какой религии тебя воспитали?
– В католической, как любую мексиканку.
– Тогда давай добавим к каплям немного веры. Каждый раз, когда ты будешь капать масло, читай «Отче наш».
Валери так и сделала, и вскоре Адан выздоровел.
С тех пор, если во время сеанса таро мои клиенты, не умея справиться со своими проблемами, просили у меня совета, я – поначалу с большой осторожностью – предлагал им совершить некий набор действий. Я назвал это психомагией.
Почему же не просто магией?
Для того чтобы примитивная ворожба целителя сработала, он должен неустанно поддерживать флер таинственности, должен предстать перед своим суеверным пациентом существом со сверхъестественными способностями, посвященным в неназываемые тайны и опирающимся в своей работе то на божественных, то на демонических союзников. Его лекарства следует принимать, не задумываясь об их составе, его рекомендации должны слепо выполняться. Психомагия же опирается не на суеверие, а на осознание. Пациент должен понимать суть происходящего. Психомаг не целитель, но советчик, и с его помощью человек исцеляет себя сам.
Этот подход к лечению не был плодом нечаянного озарения, я шел к нему много лет. Вначале он казался мне самому настолько же экстравагантным, насколько и, если можно так выразиться, ненаучным, так что я осмеливался экспериментировать только на друзьях и родственниках. Иногда, впрочем, я упоминал о моем методе во время парижских лекций. Как-то раз меня пригласили в исследовательский центр, основанный моим духовным наставником Арно Дежарденом. Зная о моих изысканиях, он спросил, сумею ли я вылечить его свекровь, страдавшую от экземы на ладонях. Мне показалось, что, показывая свои пораженные болезнью руки, пожилая дама невольно складывает их в умоляющем жесте, и происходит это оттого, что она чувствует себя исключенной из семьи взрослой замужней дочери. Тогда я попросил Учителя, чтобы он и его жена на глазах у больной плюнули на комочек зеленой глины, а затем размазали удобрение по ее ладоням. Болезнь быстро отступила.
По совету Дежардена меня посетил его юный последователь Жиль Фарсе и под предлогом интервью подробно расспросил меня о моих странных теориях. Результатом нашей встречи стала маленькая книга биографического характера под названием «Священное мошенничество», быстро завоевавшая популярность у читателей. Жиль предложил мне развить и углубить мои идеи и, желая проверить их действие на себе, попросил у меня психомагического совета, как ему стать писателем, способным доходчиво и убедительно рассуждать на тему духовного совершенствования. Я посоветовал ему для начала написать книгу обо мне. Пусть она будет в вопросах и ответах и называется «Психомагия», а подзаголовок у нее пусть будет «Некоторые размышления о лечении панических расстройств». Мой юный друг усомнился: он совсем не разбирался в теме и опасался, что не сумеет сформулировать интересные вопросы. «Именно поэтому я и предлагаю тебе написать эту книгу. Твоя духовность, словно птица, должна вырваться из клетки рациональности. А чтобы облегчить тебе задачу, мы нарушим логический порядок действий. Не ты будешь спрашивать, а я отвечать на твои вопросы, но я буду говорить, а потом ты – спрашивать. То есть причина и следствие поменяются местами». Так мы и сделали: Фарсе уселся напротив меня, и десять часов кряду я отвечал на непрозвучавшие вопросы, пока мой юный интервьюер задремывал, вцепившись в диктофон. Затем Жиль разделил весь полученный материал на логические отрывки и предпослал вопрос каждому из них. Поскольку ему пришлось вторгнуться на неведомую для него территорию (Жиль сказал мне: «Я не знаю, можно ли сочетать творческий поиск с терапией»), он постарался сделать свои вопросы как можно более объективными. «Я не вхожу в число эпигонов Ходоровского, – отметил он в предисловии, – и написал эту книгу не как его ученик, а как друг. Порой его слова вызывали у меня некоторые сомнения. Книге это пошло только на пользу – мое недоумение заставляло моего собеседника четче формулировать свою мысль».