Псевдоним «Эльза» - стр. 1
© Дьякова В.Б., 2016
© ООО «Издательство «Вече», 2016
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2015
Сайт издательства www.veche.ru
Розовый лучик солнца пробился через залепленное морозным узором стекло, упал бледной полоской на стёртый дощатый пол, добрался до каминной полки, осветив фотографический портрет молодого военного в белой папахе и бурке, а затем переполз на постель и уколол в глаза.
Маша поморщилась – просыпаться не хотелось. Завернувшись в приспособленный под одеяло тулуп, подбитый шкурой волка, повернулась на бок, уткнулась лицом в подушку. От дыхания в комнате шёл пар. Всё, что натопила на ночь, – выморозило. От перемены позы заболело бедро. Она снова легла на спину. Повернула голову. Открыла глаза. Точнее один глаз, левый. Правый, задетый пулей, часто опухал за ночь и открывался плохо. Она взглянула на портрет.
Вспомнился ослепительный свет, ворох летящих под звуки вальса кружев, сверкание драгоценностей, блеск золотых погон и орденов на парадных мундирах – рождественский бал в доме Энгельгардтов в Петербурге, давно ушедшая жизнь, которой, казалось теперь, и не было вовсе. Никогда не было.
Маша помнила, как Гриц, наклонившись к ней, шептал ей на ухо: «Давай убежим отсюда, поедем к цыганам. Твоя тётушка просто ест меня глазами. Она меня превратит в дым, это точно. Наверное, ей рассказали, что ты провела ночь у нас на Фонтанке». Маше будто слышался её собственный тогдашний смех, счастливый, беззаботный.
Рождественский бал шестнадцатого года. Ничто не предвещало беды, а через два года, в восемнадцатом, в такой же декабрьский вечер накануне Рождества, но только не в Петербурге, а в Париже, Маша получила от Грица письмо с извещением о расторжении помолвки. И в тот же вечер выстрелила в себя из трофейного турецкого пистолета, добытого её дедом – генералом – у какого-то стамбульского паши. От стыда, от муки, от ужаса. Но не убила себя. Персидская кошка Краля, прыгнув со шкафа, толкнула руку с пистолетом; пуля прошила правую часть лица и раздробила челюсть. Маша осталась жива, но предпочла, чтобы все, кто знал её прежде – и в первую очередь он, князь Григорий Белозёрский, – считали её погибшей. Её доверенное лицо и единственная помощница, двоюродная сестра княжна Зина Шаховская, убедила всех в том, что Маши больше нет, а сама каждый день ухаживала за ней во французском госпитале, где раненая лежала под вымышленным именем.
Зине поверили – даже великая княгиня Мария Павловна, давняя покровительница, – и никто даже не поинтересовался, когда похороны. Никто не захотел проститься.
Не до того было – обрушилась империя, обрушилась вся прежняя жизнь, началась братоубийственная война – похороны были едва ли не в каждом благородном доме. Давний друг и поклонник барон Карл Густав Маннергейм помог Зине перевезти сестру в Финляндию, где в Коуволе, недалеко от крепости Утти, на берегу озера у Шаховских находилось последнее из сохранившихся после революции имений. Сначала Зина отказывалась от помощи блестящего барона, она не хотела посвящать его в тайну. Но одному ему ведомыми путями Маннергейм узнал, что в захолустном пансионе в предместье Сен-Жермен, содержащемся на средства принцессы Мюрат, одной из наследниц знаменитого наполеоновского маршала, в скудных и бедных условиях, практически в нищете находится княжна Мария Шаховская – одна их немногих бывших знатных петербургских дам, от которой известный донжуан получил отказ. Она предпочла ему князя Белозёрского – и проиграла.
Маннергейм часами простаивал под окнами пансиона, и в конце концов Зина сдалась. Маша не упрекала её – Зина была одна, она была в отчаянии. Состояние сестры ухудшалось, княжна не получала достойной медицинской помощи – врач приходил всего раз в неделю и не очень-то интересовался пациенткой. Возможно, просто не знал, что делать. Барон Маннергейм сразу же решил везти Машу к себе на родину. Он рассчитывал на свои связи со шведами, и действительно шведский хирург сделал в Хельсинки операцию, после которой княжна пошла на поправку, во всяком случае, опасения за её жизнь исчезли. Челюсть восстановили из взятой из бедра кости, речь вернулась, но появилась хромота и сильные боли в ноге. Операцию оплатил Маннергейм, взял в долг у шведской родни. Зина хотела продать фамильные драгоценности, княжескую диадему и ожерелье из сапфиров, которые Маша взяла с собой из Петербурга в свой последний приезд в столицу, но барон не позволил ей. Все расходы взял на себя. Он же сообщил Зине о гибели бывшего жениха Маши князя Григория Белозёрского в бою под Царицыном в 1919 году. Ему написал один из старых гвардейских приятелей, служивших у Деникина.