Прятки. Я иду искать - стр. 46
Я согласно кивнула:
– Поплыли.
Кирилл отпустил мою руку, и мы начали грести к другому берегу. Парень всё время был рядом. Помогал, когда меня сносило течение. И очень скоро мы оказались на другой стороне реки. Вода тут была спокойнее и даже чище. Мы долго резвились в воде. Брызгались, играли в догонялки... А потом, устроившись на песке возле самой воды, лежали на спинах и смотрели в небо. Держались за руки, и наши пальцы были переплетены.
Потом мама вышла из машины и позвала нас...
Да, в тот день Кирилл был в трусах. Но всё же ситуации совсем разные.
Я всё ещё держу руку ладонью вверх в ожидании штанов парня. Сначала слышу шуршание, а потом эти самые штаны оказываются на моей ладони. Медленно поворачиваюсь лицом к Кириллу. Он стоит в одних трусах.
– Хм... Решила показать свою смелость? – усмехается Кир.
– Да вот вспомнила кое-что... То, что ты предпочитаешь честность, – напоминаю ему о его словах, сказанных тогда на речке.
Кирилл хмурится. Его взгляд, до этого устремлённый на моё лицо, тут же опускается вниз, к ногам.
– Ладно, стирай, раз тебе так хочется, – сухо бросает парень, а потом сразу уходит.
Минуту назад, когда всплыли воспоминания о том чудесном дне на реке, у меня, возможно, ещё были сомнения в том, что я собираюсь сделать. Но сейчас их нет.
Зашвырнув одежду в душевую, включаю воду. Дырку слива я затыкаю. Достаю пузырёк с зелёнкой, и когда одежда погружается в воду, щедро обливаю её. Там, куда капнул зелёный раствор, пятна получаются очень яркими. А от окрашенной воды вещи полностью становятся бледно-зелёными. Все, кроме штанов. Они чёрные, но с белыми полосками. Точнее, уже с зелёными.
Выключив воду, выкидываю пустую бутылочку зелёнки в мусорное ведро. В этот момент в ванную входит Кирилл, уже полностью одетый.
– Ась... Знаешь, что насчёт честности?.. – начинает было он, но тут его взгляд упирается в зелёное месиво в душевой.
На лице парня отражается целый спектр самых разных эмоций. От шока до неприятия. От отрицания до злости.
– По-твоему, это весело?! – его голос звучит так, словно перед ним нашкодивший пятилетка.
– Нет, не весело, – я иду к двери. – Можешь назвать это бунтом рабов. И передай Соболевым, особенно Артёму, что никто не будет ему прислуживать. Иначе будет что-то похуже зелёнки.
Вылетаю из ванной, а потом и из комнаты. Руки немного дрожат...
Стало ли мне легче?
Нет!
Но, возможно, Даше полегчает...