Прямой эфир - стр. 13
Но мы поспешим с теми, кто уклонился, не гонясь за словом звучащим, и сохранил лишь необходимое повествованию – так сказать, фрагменты речи любовников, ибо эта речь, очевидно, идет о любовниках, пусть и отдаленных.
Поспешим, даже не будучи уверены, подливал ли Дан еще коньяку в бокал гостьи. Скорее, нет все-таки.
Возможно, он и в самом деле спрашивал, по-прежнему ли немеет от напряжения палец на ее левой руке во время виртуозных арий, – и получил в ответ утвердительную улыбку. Возможно, сказал, что теперь понимает, куда и зачем она исчезла тогда, – и ответом была улыбка печальная или даже несколько фраз, оброненных в том смысле, что не могла же она, с ее-то запросами, оставаться в Москве, чтобы стать невольной создательницей или – хуже того – еще одной героиней «Поэмы без героя»… Не исключено, что и он усмехнулся, интересуясь, к какому жанру она отнесла бы сегодняшнюю встречу – дуэт согласия или дуэт разногласия?
А может быть, не было этого и говорила только она – так приблизительно:
«Помнишь, ты писал мне в Москву, что я должна забыть твое имя, как будто ты умер или уехал в эмиграцию? И вот – стоило мне вспомнить о тебе пару лет назад – и теперь ты здесь, среди пальм и сосен… Не верится. Тебе, наверное, тоже… Хотя нет, не пару лет – больше. Тогда, после той казанской истории, я как-то перепугалась и решила намекнуть ему: вот человек, необычный писатель, и хорошо было бы выдернуть его из России, спасти…Ну, просто сделать еще что-то настоящее, потому что ведь чувствовалось, что затопчут или явятся в конце концов какие-нибудь Гулкин и Закоулкин… Он тогда промолчал или сделал вид – как всегда… Странно, и ведь не скажешь – муж… Нелепое слово. Тем более здесь… Ему тут, видишь ли, принадлежит чуть ли не половина побережья: и этот поселок на горе в Ораховце, и какие-то заводы на паях с компаньонами, не знаю… Но в основном кофейная империя, хотя не очень-то я погружаюсь… Конечно, ничего твоего он не читал, но имя слышал… то есть литературное, псевдоним. Он вообще интересуется и следит за новостями… А тогда промолчал… Про нас ничего не знал, разумеется: слишком давно, другие имена, другая жизнь… Но разговор, похоже, не забыл. И вот когда неожиданно умер здесь Иосиф Кан, Бариста, – видимо, подумал о замене и вспомнил, и пазл в голове у него сложился… Мне ничего не сказал, естественно. Только потом – любит сюрпризы. А радио для него – что-то вроде любимой игрушки. Иосифа он очень ценил, иногда приглашал погостить на Кипр. Я его не встречала, правда, но пару раз слышала в эфире. Удивительный голос. Его тут любили. Говорят, он даже выучил сербский и давал публичные лекции по истории Балкан прямо-таки с черногорским распевом: собирал целые залы во дворце Гргурина или в центре Джурковича в старом городе…