Прядущая. И приведут дороги - стр. 2
– Что теперь будет, а?
Добронега скрутила петельку, молча встала на цыпочки и накинула ее на гвоздь, затягивая потуже, после чего аккуратно расправила травы, чтобы лучше сохли, и только потом повернулась ко мне. Она взяла меня за руку, осмотрела пораненный палец и сказала:
– Ну, ничего. Заживет. Царапина, – и больно сжала мою руку.
Кажется, в эту минуту ей самой поддержка нужна была гораздо больше, чем мне, поэтому я обняла мать Радима.
– Все будет хорошо, да? – спросила я.
Она обняла меня в ответ так крепко, как, пожалуй, никогда еще не обнимала, и сказала:
– Конечно, все образуется, дочка. Князь не допустит расправы над невинным.
Впрочем, уверенности в ее голосе не было вовсе. И от этого беспомощное объятие и беспомощная ложь выглядели еще страшнее. Я заглянула в голубые глаза матери Радима. Ожидала увидеть слезы, но взгляд Добронеги был абсолютно ясным. И очень решительным.
– Ранен он, – проговорила она.
Я вздрогнула.
– Кто ранен?
– Олег ранен, надо ему мазь снести.
Она направилась в дом, и я бросилась следом.
– Как ранен? Когда?
Почему-то я подумала, что, когда его забрали со двора, с ним что-то сделали. Добронега обернулась ко мне и посмотрела слегка растерянно:
– Так кварской стрелой. Да пес еще подрал.
Я почувствовала такое неимоверное облегчение, как будто мне сказали, что Альгидраса уже освободили. На нетвердых ногах я добралась до стены, провела по ней рукой и, ощутив опору, прислонилась спиной.
– Что ж так пугать-то? – пробормотала я себе под нос. – Я уж думала, что люди князя что-то сделали…
Добронега внимательно на меня посмотрела и медленно покачала головой.
– Не сделают они ничего без суда. С побратимом воеводы даже человек князя ничего без суда не сделает.
– Так он же… – начала я и внезапно осознала, что Добронега не в курсе.
Случившееся во дворе этого дома осталось тайной, о которой в Свири пока никто не знал. Кроме дружинников, которые увели Альгидраса. И как раз они-то могут сделать все что угодно.
– Пойдем быстрее, снесем мазь.
Бросившись к полкам, я начала снимать горшки… Добронега посмотрела на меня удивленно, впрочем, удивление быстро сменилось усталой улыбкой.
– Не те горшки берешь, – посетовала она. – Вот тот, дальний.
Схватив указанный горшок, я протянула его ей.
– Корзина на улице… – Добронега еще не договорила, а я уже выбежала на крыльцо, схватила оставленную ею корзинку, вытряхнула из нее остатки травы и прибежала обратно.
Спустя пару минут мы заперли калитку, оставив во дворе притихшего Серого, и поспешили по тихим улочкам спасать бестолкового мальчишку. Шли мы довольно долго. Судя по шуму Стремны, мы оказались недалеко от внешних стен, в той части города, куда я еще не забиралась. За очередным поворотом перед нами вырос глухой забор, и я испугалась, что Добронега от расстройства свернула не туда и мы заблудились. Однако, приблизившись, увидела в заборе неприметную калитку, которую Добронега не мешкая толкнула. Мы вошли в небольшой двор, чем-то похожий на двор при дружинной избе. Справа от входа были аккуратно сложены дрова. Напротив калитки, вдоль всего противоположного забора, тянулась изба с низким навесом, в которой не было ни одного окна. Тут же из-под навеса показался человек в цветах князя Любима. Он был молод, но движения выдавали в нем бывалого воина.