Прядущая. И не прервется род - стр. 11
– Спой.
Я ожидала, что Альгидрас рассмеется или скажет, что Миролюб не в своем уме, однако он запел, по-прежнему глядя на дверь.
Все-таки хванский язык сам по себе был музыкой. А уж когда он звучал вот так – нежно, негромко, его можно было слушать вечно. А еще голос Альгидраса, в обычной жизни чуть сиплый и точно сорванный, в песне казался ниже и глубже. И совсем не подходил девятнадцатилетнему юноше. Прикрыв веки, я почувствовала, как горло перехватывает и дыхание сбивается. На глаза навернулись слезы, и я с удивлением поняла, что еле удерживаюсь от того, чтобы не разрыдаться. А ведь прежде музыка никогда не вызывала во мне желания заплакать. Да и не было тут никакой музыки, просто вполголоса напетая песня на незнакомом языке. А потом я вдруг осознала, что это не моя тоска – Альгидраса.
– Я слышал эту песню, – глухо произнес Миролюб. Он тоже стоял с закрытыми глазами. – Только без слов.
Альгидрас пожал плечами и тряхнул головой, словно отгоняя оцепенение.
– О чем в ней?.. – спросила я, и мой голос сорвался.
– Старый корабль сел на мель. Много лет назад. Его команды больше нет, но он помнит голоса людей, запах смолы, крики морских птиц. А в прилив ветер зовет его выйти в море: сбросить песок, поднять сломанную мачту. Потому что корабль должен погибать в штормах и идти ко дну, а не лежать на берегу.
Я сглотнула и, повинуясь какому-то глупому детскому порыву, шагнула к Альгидрасу и заглянула в его лицо:
– Он сможет вернуться в море?
– Со сломанной мачтой? С пробоиной? – скептически спросил Миролюб.
Альгидрас же посмотрел на меня и вдруг серьезно ответил:
– Я в детстве верил, что сможет. И с пробоиной, и со сломанной мачтой.
Миролюб хмыкнул, однако не стал комментировать нашу нелепую веру, а вместо этого озвучил мысль:
– Странная песнь для хванов, которые никогда не ходили по морям.
На этот раз Альгидрас повернулся к Миролюбу и произнес, глядя на него в упор:
– А она не хванская, княжич. Мне пел ее морской разбойник.
– Тот, что тебя вырастил? – прищурился Миролюб.
Альгидрас кивнул и припечатал:
– И язык это кварский. Где ты слышал ее? Вспомни!
Миролюб нахмурился.
– Она не может быть кварской, Олег, – на моей памяти Миролюб впервые не назвал Альгидраса хванцем. – Ее пел человек, что стоял во главе флотилии отца.
– Будимир? – подала голос я.
Миролюб медленно кивнул.
– Он напевал ее иногда. У костра. Без слов. Воины спрашивали, что за песня. Он говорил: «Она о доме». Будимир из далеких краев был.
– Из каких? – Альгидрас сложил руки на груди и посмотрел на княжича с вызовом.
– Не знаю, – покачал головой тот. Видно было, что вопрос заставил его задуматься.