Прозрачный дом - стр. 29
– Да уж, какое еще название мог придумать человек, у которого отец учитель физики.
– Это не я придумал, – соврал Родион, обескураженный собственным малодушием, и добавил, горделиво вскидывая чуб: – Когда мы станем знамениты на всю страну, ты еще пожалеешь, что смеялась.
– Ха, как же.
– Через месяц в интернате осенний бал, мы там собираемся исполнить несколько песен. Ты будешь танцевать в первом ряду, обещаю! Нам бы только клавишника хорошего найти, – заявил Родик.
– Ну, по этой части у нас Сережка, – ответила Ника, взяв в руки тонкие барабанные палочки, – вот только он ни за что не станет с вами играть.
Юноша перевел на Нику изумленный взгляд, а она вспомнила, как сегодня за завтраком Сережа называл Родиона шпаной и уговаривал маму запретить Нике с ним водиться. «Мам, он плохо учится и курит, не сегодня завтра свернет на скользкую дорожку», – возмущался Сергей. Ольга Васильевна не разделяла опасений Сережи и пристыдила его за осуждение товарища, которому нужно протянуть руку помощи, а не отстраняться. Сережа даже покраснел от злости, поэтому сейчас Ника слукавила:
– Сережа у нас играет только «Марсельезу».
– То есть он из этих, идейных? – пристально глядя на Нику, поинтересовался Родион.
– Скорее из идеальных. Он всегда и во всем номер один и до жути привык быть лучше других. Иногда так и хочется его стукнуть, – шутливо ответила Ника. В это мгновение в поле ее зрения попали боксерские перчатки, сиротливо примостившиеся у груды матов в углу, поэтому она добавила:– Вот чего мне не хватает в общении с братом.
– Хочешь побоксировать? – беря в руки перчатки, поинтересовался Родион.
– Конечно! – загораясь восторгом ответила Ника.
– Обычно девчонки просят меня сыграть что-нибудь лирическое на гитаре.
– А ты еще не понял? Я не все! – сверля Родика взглядом, заявила Ника.
– Тебе нужно выпустить пар, вот что я понял.
– Лучше помоги мне зашнуровать перчатки, а то болтать все мастера.
Родион подошел к Нике почти вплотную, так что она ощутила еле уловимый аромат какой-то травы или жженой древесины, исходящий от его белой водолазки. Родя заботливо раскрыл перед Никой левую перчатку.
Он не раз шнуровал эти тяжелые кожаные перчатки, покрытые сеточкой тонких трещин, но такого наслаждения от этого действий не испытывал еще никогда. В нем словно зарождались совершенно новые эмоции. Дотрагиваясь до Никиных запястий, Родя чувствовал в душе нежность, мягкость, которой даже сам удивился. Его чувства к Нике были такими же двоякими, как и ее. Он будто постоянно на нее злился, готовый схватить за плечи и тряхнуть хорошенько, но стоило взглянуть в ее большие восторженные глаза, как злость мигом улетучивалась, и он тут же был готов простить ей все.