Проза жизни - стр. 15
Вячеслав, действительно, напоследок остервенел: «Как откинусь, берегитесь! За всё отыграюсь. Особенно ментярам и вертухаям не попадаться в тёмном переулке, иначе пусть обижаются лишь на себя за прогулочки по вечерам».
Такой образ мыслей невозможно понять тем, кто не мыкался за колючей «запреткой» по несколько лет, казавшимися вечностью. И беспредел со стороны сотрудников «воспитательной системы», которые считают тебе заурядным рабом, коим можно помыкать, вызывал у Вячеслава бешенство. Всё усугубляется тем, что на «зоне» ты постоянно доказываешь с остервенением собственное существование силой или хитростью, невозможно просто вольно вздохнуть грудью и мучают ночные кошмары о бесконечном побеге, пока, в конце концов, не смиряешься – до воли и так рукой подать! А вот злоба не проходит, копясь до вполне обычной тихой войны, где обе стороны не ведают пощады. «Кто придумал слово «исправление» для взаимоненавистной системы, – давно сделал вывод Доктор, – пусть забьёт его себе в зад целиком. С какого перепугу я должен выйти на свободу с благодарностью за «перевоспитание»?».
Впрочем, Доктор изначально не выглядел ангелом: сумел прихватить в тюрягу миленький «букет»: грабежи, кражи и подделка документов, козырный «цветочек» – разбой… Так что, было за что тянуть срок. И администрация не зря опасалась, что подобного типа надо подцепить за что-нибудь, добавив срок. А коли припаяют статью, загремишь с терпимого «усилка» уже на жестокий «строгач». Так бы и случилось с Доктором, коли не повернулось почти по известной поговорке: не было бы счастья, да несчастье подвалило.
***
После отбоя в колонии можно выйти на свежий воздух лишь через час. Поднялся и Вячеслав, чтобы отлить в сортире. Встал со шконки, обул шкары, сделал несколько шагов, и…
…Он летел по бесконечно-круглому тоннелю, напоминавшему огромную люминесцентную лампу, белому и блестящему. Даже не представлялось понять: то ли сам Вячеслав стремительно несётся куда-то, то ли его утягивает невидимая сила. Внезапно он затормозил на полпути. Затем уже противоположная сила потянула назад. И наступила полная тьма. Вячеслав услышал сквозь неё:
– Кажись, он кони откинул. Вообще не шевелится.
Доктор догадался, о ком речь. Его обуял дикий ужас. Если он "дал дуба", то сейчас его, как жмурика отволокут куда-то, бросят в глубокую яму, закопают… Он совершенно никак не даст знать, что жив! Его члены одеревенели, глаза и рот не открываются. Он только может слышать, но не в состоянии подать знак, что в нём нечто теплится. Да нет! Нельзя допустить, чтобы его закопали.