Провокатор - стр. 8
Минин пожал плечами.
– Ты же знал его лучше меня? Воевал с ним в Смерше.
– Воевал, – опустил глаза Минин. – Только на разных фронтах.
– Ты не открещивайся, капитан!
– Отчего же. В личном деле всё есть, – поднял светлые пронзительные глаза тот. – И дружили мы до последнего.
– Ну?
– Мужик он прямой был. Правильно вы подметили. Твёрдый. Но чтобы разговоры о собственной смерти вести… Никогда язык его не поворачивался. Песни любил горланить. Песни – да.
– Значит, повода не подавал?
Минин энергично головой отмахнулся:
– Да и не пил он особенно. Другие, бывало…
– Я про других не спрашиваю, – оборвал оперуполномоченного Ахапкин. – Дома, значит, бывал у него?
– Один он, как перст. Попугай чудной и всё.
– Чего?
– Попугай у него занятный.
– Этот ещё откуда?
– Савелия… извиняюсь, майора Подымайко, ещё как прибыл на службу, подселили на жительство к одному семейству. Оба древних старикана без детей и наследников. Ну на второй или третий год он их схоронил, а квартиру за ним так и закрепили. И птица ихняя осталась. Они, говорят, по триста лет живут. Чудной дурачок, говорить умеет и орал по ночам, когда Савелий лампу гасил. Он его из-за этого Провокатором звал.
Ахапкин в недоумении уставился на оперуполномоченного.
– Будил тот его среди ночи, только заснёт…
– Сам он провокатор! – зло взвился Ахапкин. – Провокатор и есть! Такое спровоцировать только враг народа может. Мне вон в Сталинграде, знаешь, что сказали? Я ж сюда оттуда примчался, в дом не заглянул.
В дверь опять постучали, но уже настойчивей.
– Войдите! – крикнул полковник, махнул рукой Минину, а сам полез за папироской. – Кому там не терпится?
– Мне выйти? – подскочив на ноги, вытянулся Минин.
– Подожди в приёмной. Понадобишься, – глубоко затянувшись папироской, выдохнул с удовольствием клубы дыма Ахапкин, встал из-за стола и покачал головой в тревоге. – Сегодня у нас горячий денёк будет.
В дверях Минина чуть не сшиб подполковник Баклей, рвущийся к начальству; капитан успел посторониться, прикрыл дверь и, тяжко переведя дух, уселся к стене, ничего не замечая и не подымая глаз. Напротив, запрокинув ногу на ногу, высиживал, дожидаясь своей очереди, Квасницкий. Пытливо уставившись на капитана, он сверкал тонкой оправой очков.
– Нет, что вы мне ни говор-рите, Ер-ремей Тимофеевич, – помешивал чай в мельхиоровом подстаканнике и поглядывал в тёмное стекло постукивающего на рельсах вагона Яков Самуилович Шнейдер, – а всё же чем тщательнее скр-рывается, тем яснее обнар-руживается.
В молодости, видно, красавец, высокий, сухой, горбоносый брюнет и теперь без единой сединки, мизинцем коснулся ровной струнки усов и повторил, заметно грассируя: