Проводник электричества - стр. 115
Настоянный на прелой хвое, на закипающей смоле сосновых шишек крепкий воздух нес бережно и чисто высокий детский крик и звонкий птичий гомон: влюбленные друг в дружку и в природу птицы, безлюбые и ждущие того, кто их полюбит, дети.
Камлаев ухватился за шершавый гребень и, подтянувшись трудно, оседлал. Три пары голубых запыленных, огромных и голодных глаз опустошительно, татарским игом впились в чужака: сквозь пыль, густую, как на лампочке в подъезде, упрямо, неослабно, жутко пробивался отчаянно-пытливый блеск вопроса – ты кто? за мной? вдруг папа?.. Прижав заговорщицки палец к губам, он спрыгнул в лопухи.
Шла перестрелка; бритоголовые детдомовцы орали, как подорванные; в лоснящихся китайских олимпийках, фланелевых рубашках, обвислых сереньких колготках в рубчик, в трещиноватых и худых сандалиях и кроссовках, они набрали каждый по горе разлапистых сосновых шишек и швырялись, иные били по своим снарядам ракетками для бадминтона.
С десяток бросили игру, столпились, обступили; усилился смотреть на них глазами Нины, но недоверчивый восторг, вот это вымогательство родства на общем лице сироты скорее его оттолкнуло. Тугие, жестко сдавленные лобики, в глазах – не злоба, не обида, не бездомье, а что-то хуже, глубже, в самом первоистоке жизни, в самой внутриутробной тьме. Их не должно было быть. Не так, не так… Что-то такое им передалось при родах, раньше, повлияло на плод… вот эта недозволенность, недопустимость, случайность и ненужность… их не хотели, их не предусматривали – животные, что их носили под проспиртованным гниющим сердцем, обглодыши, которые вслепую отметали семя; мир выструил их в жизнь молокой, щенками покидал в ведро и будто лишь недотопил, недодавил, позволил жить, расти, не выпрямляясь, вкривь и вкось, как будто по ошибке…
Нет, он не понимал, не мог: зачем, за что одним дается как самое простое и естественное дело – раз, и «залетели»? Со вторника на среду? Кому, кому дается? Мутантам, быдлу, мрази, которая за жизнь не вытолкнула ничего, помимо собственного кала, вот никакой вообще другой продукции, лишь умножая нечистоты, усугубляя беспорядок – им плодиться? Да и еще приплод, как у свиней: троих убила в чреве, троих сдала сюда – за что ее, ее благословили выносить четвертого, седьмого?..
Жена могла ему сказать, что дети ни при чем, они – уже есть, да и не все здесь брошенные, сбытые, те, от кого избавились, кого не захотели… ты вспомни, твой отец рос, между прочим, безотцовщиной… да, сейчас не война, но тоже, знаешь, перемены, которые людей ломают, гонят, как палую листву, и не выдерживают многие, легко назвать их всех скотами, а детей – отбросами…