Провинциальная история - стр. 25
Прикупить нужное.
И подсказал, где деньги лежат. Мол, ему все одно без надобности… и зачем, спрашивается?
Спросить?
Не ответит. А то и вовсе по обыкновению своему исчезнет, как уже бывало. Вот ведь…
К двери она подходила осторожно, бочком, как Бес к чужому забору. Подсознательно Стася ожидала, что дверь исчезнет. Или вот отворится со зловещим скрипом, а за нею обнаружится лестница, ведущая в подземелья. Мрачная. Темная.
Открылась дверь совершенно беззвучно, и лестница обнаружилась, правда, всего в полдюжины ступеней, но все-таки.
А еще уже знакомые Стасе камни, которые, стоило переступить порог, разгорелись. Пусть свет их был слабым, разреженным, но его хватило, чтобы понять: погреба в доме такие… в общем, такие, что не одна телега понадобится, чтобы их заполнить.
– Это первый, – Евдоким Афанасьевич осматривался с немалым любопытством. – Признаюсь, при жизни я как-то… упустил это место из виду. Меня больше иные проблемы занимали. Надо же, и вправду просторно.
– Ага, – только и сказала Стася.
И голос ее утонул в каменных стенах.
Справа высились полки.
Слева тоже высились полки. У дальней стены выстроились бочки, от маленькой, Стасе по колено, до огромной, в которую влезла бы и она, и Евдоким Афанасьевич, если бы был более материален, и все ее сорок кошек.
– В прежние времена мой род славился своим гостеприимством… вы бы знали, какие балы давала моя матушка! Даже столичные гости не брезговали появляться на них.
Евдоким Афанасьевич блаженно зажмурился.
А Стася осторожно потрогала ближайшую полку, убеждаясь, что время если на них и сказалось, то вовсе не критично. Полки выглядели прочными. И Бес, просочившись меж Стасиных ног, поспешил вскарабкаться на самый верх.
– Отец же мой охоту весьма жаловал… говорил, что некогда нашему роду принадлежала вся округа, до нас же дошла малость… всего-то пару сотен лин.
– Сочувствую…
Бес прошелся по полке, чтобы с легкостью перепрыгнуть на ближайший бочонок.
– Моя супруга тоже любила веселье, – Евдоким Афанасьевич замолчал. – Слишком уж любила… куда больше, чем меня или Ладочку.
– Сочувствую.
– Не стоит. После смерти многое выглядит иначе, и ныне я понимаю, что наш брак изначально был обречен.
Стася шла вдоль полок, на которых то тут, то там встречались короба и коробки, плетеные корзинки и даже банки, пусть и затянутые пылью.
Она смахнула с одной темный кокон, подняла, пытаясь понять, что же находится внутри.
– Полагаю, каперсы, – Евдоким Афанасьевич мазнул пальцем по полке. – Заглядывать не рискну. Все-таки мое нынешнее состояние имеет некоторые… особенности. Однако, полагаю, что для вас это будет вполне съедобно.