Провинциальная история - стр. 2
В одном поблескивали.
Два сразу.
А в другом так нет.
– Рыбу, – ответил Гришанька, изо всех сил стараясь не глядеть ни на ведьму, ни на камушки, ни… вот на рыбу он глядеть будет. Матушка сказывала, что ведьмы жуть до чего не любили, когда простой народец на их пялился. Эта же убрала прядку за ухо и ткнула пальцем в короб, куда Гришанька скидывал рыбьи головы.
– А… это сколько стоит?
– Это?
Кроме голов в коробе лежали рыбьи потроха, и плавники, остатки хвостов и все то, что Гришанька после полудня на берег относил, чайкам.
– Мне котикам, – сказала ведьма, розовея.
Кто такие эти самые «котики», Гришанька знать не знал, но тут рядом с ведьмою возникла тварь, которая заставила Гришаньку попятиться, уже в открытую сотворяя – правда, вновь же без успеха – отворотный знак. Тварь была черною, что уголь.
Лохматою.
Здоровущей.
С круглыми желтыми глазами, яркими, что те камушки, которые в ведьмином ухе сияли. И с когтями, что впились в рыбий хвост.
– Бес! – ведьма, нисколько твари не забоявшись, шлепнула по мохнатой лапе. Правда, зверюга магическая на этакий произвол внимания не обратила. Стянув рыбину, она с урчанием вцепилась в нее зубами. – Извините, я заплачу…
Ведьма сказала это жалобно.
– Ничего страшного, – отмер Гришанька. – Пускай… кушает.
– Им вообще-то рыбу нельзя, – ведьма глядела на зверя с улыбкою. – Но изголодался… да и не думаю, что тут нормальный корм купить можно. Придется как-нибудь так… так вы продадите? У меня вот…
Она выудила откуда-то из драных портов – кошеля при ней Гришанька не заметил – монетку, которую и протянула. А он взял. Вот не хотел, памятуя, сколь опасная эта затея, брать у ведьмы хоть что-либо, но рука сама собою потянулась.
И горячая монетка скользнула в руку.
– Мне бы рыбы какой-нибудь… любой, лучше, чтобы подешевле, – сказала ведьма. И теперь Гришанька заметил, что камешек у ней и в губе поблескивает, переливается, что живой. А волосы точно синевой отдают.
Водяная, что ли?
Тогда тем паче не с руки ссориться. Еще нажалуется воде-матушке на обиды, а там… Ильмен-озеро велико, глубоко, сурово, многих оно привечает, но коли уж разгневается, то…
Гришанька опустил взгляд и охнул.
Золотой?
Точно золотой!
– Хватит? – с волнением поинтересовалась ведьма, которая вдруг разом перестала казаться страшною, хотя и не перестала быть ведьмой.
Стало вдруг ее жаль.
Тощенькая.
Слабенькая.
Еще и зверюга эта вот, что рыбину грызла с урчанием. Этакая и саму ведьму сожрет, если голодная.
– Хватит, – сказал Гришанька, решивши для себя, что будет честным, как светлые боги завещали. Глядишь, тогда как-нибудь и не проклянут. – На все хватит, госпожа…