Противостояние «Утомленным солнцем». Кто и зачем ведет войну с фильмами Никиты Михалкова - стр. 25
Дьявол идет за Котовым, он не забыл о нем, он нашел его даже здесь, в штрафной роте, и для Котова лучше погибнуть в безумной атаке на «Цитадель», чем снова оказаться в его когтях. Но Бог не дает ему погибнуть, ибо самопожертвование Котова вызвано не покаянием, а лишь страхом перед Системой. Штрафрота помогла ему вновь стать человеком; страдания, переносимые им на фронте, были нравственно оправданы. Пытки, причиняемые Системой, ужасны для Котова именно полной своей бессмысленностью.
Перед Котовым все время встает вопрос: за что его так терзают свои? На фронте он ежечасно рискует жизнью, но этот риск оправдан, и поэтому Котов ведет себя мужественно и стойко. Но, когда он оказывается вновь в руках Мити, в кандалах, перед лицом новой неизвестности, мужество полностью оставляет его. Потрясающая игра Н. Михалкова дает нам возможность наблюдать за этим.
Мы видим Котова в Митиной машине, трясущегося, жалкого, плачущего.
«Я же все подписал, что вы велели, – убеждает он Митю. – Не могу я обратно в тюрьму. Ты ж не знаешь, что это такое», – рыдает он.
А ведь еще 10 минут назад мы видели Котова, мужественного, несгибаемого, возвращающегося из мясорубки у «Цитадели» на захваченной немецкой бронетехнике. Почему же его образ так кардинально преобразился? Потому что под «Цитаделью» Котов воевал с внешним врагом, явным и понятным, а встреча с Митей означала неизбежность вновь оказаться в застенках Системы, страшной, чудовищной, но его, Котова, Системы, которую он создавал в Гражданскую и в 30-е годы, которой он служит верой и правдой и против которой он воевать не мог и не хотел.
Поэтому в этих условиях жизнь для Котова теряет всякий смысл. Котов не верит в Бога, не видит в своих несчастьях Его Промысла, а потому он продолжает верно служить Системе, даже тогда, когда она «несправедливо» его преследует и мучает.
О том, что Котов остался верным Системе, свидетельствует его поведение после того, как Митя отдает ему планшет с генеральскими погонами и приказ Сталина о восстановлении в звании и возвращении наград. В считаные секунды Михалков вновь меняет облик своего героя. Слеза, которая катится по щеке Котова, – это не слеза раскаяния, не слеза осознания сделанного и не благодарность Богу. Это слеза жалости к самому себе и слеза торжества восстановленной, как он считает, справедливости.
«Вот так», – говорит он, торжествующе глядя на Митю. На его разбитых губах появляется кривая улыбка, но как она не похожа на улыбку Бати, любимца и друга своих товарищей! Дрожащий плачущий штрафник исчезает, его место занимает генерал-лейтенант Котов, ничего не забывший и так и не понявший, что с ним произошло.