Против идеологии. Почему утопии рушатся - стр. 20
Достаточно было пообглядеться среди пестрой толпы «депутатов» – а мне приходилось проводить среди них в коридорах и в саду Таврического дворца целые дни, – чтобы проникнуться ужасом при виде того, что представляло собою первое Русское представительное собрание. Это было собрание дикарей. Казалось, что Русская Земля послала в Петербург все, что было в ней дикого, полного зависти и злобы. Если исходить из мысли, что эти люди действительно представляли собою народ и его «сокровенные чаяния», то надо было признать, что Россия, еще по крайней мере сто лет, могла держаться только силою внешнего принуждения, а не внутреннего сцепления, и единственный спасительный для нее режим был бы просвещенный абсолютизм. Попытка опереть государственный порядок на «воле народа» была явно обречена на провал, ибо сознание государственности, а тем более единой государственности, совершенно стушевывалось в этой массе под социальной враждой и классовыми вожделениями, а вернее и совершенно отсутствовало.
Говоря кратко, классовый антагонизм был в царской России не марксистской выдумкой, а суровой действительностью. Люди из низших слоев были готовы вцепиться в горло богатым и привилегированным при первой возможности, отомстить за века невыдуманного угнетения.
Во-вторых, образованная, прогрессивная, либеральная часть общества (интеллигенция) требовала движения в сторону конституционализма, прав и свобод личности. Манифест 17 октября 1905 года, принятый в ходе Всероссийской октябрьской политической стачки, впервые в русской истории отменил цензуру, даровал свободу совести и вероисповедания, свободу союзов и собраний. В результате был учрежден первый российский парламент – Государственная дума. Император, однако, имел право отменять принятые ей законы и распускать ее, что превращало Думу в довольно фиктивный орган. Интеллигенция же считала, что царь должен царствовать, но не править (так, как дела обстояли в Великобритании). К тому же, свобода слова и критика самодержавия, появившаяся в свободной прессе, явным образом размывали основы власти, воплощаемой царем-помазанником Божьим.
В-третьих, Российская империя была многонациональным государством, в котором основной, ядерный этнос – великороссы – составлял всего 45% населения. В империи жили мятежные поляки и финны, уже оформлялась украинская идентичность, было Закавказье, была Прибалтика, была Средняя Азия. В исторической перспективе сохранить это государство в территориальной целостности возможным не представлялось – теперь, когда известно об опыте XX столетия, прошедшего под знаком распада империй, это понимается особенно четко.