Просветленный хаос (тетраптих) - стр. 34
Меч Господень, gladius Dei! Вот он и опустился на башни церквей и дворцов. Бежим, свернём на улицу Шеллинга, бывшую улицу, в ущелье между двумя грядами руин. Рельсы завалены щебнем. Та самая линия, голубой трамвай, десятый маршрут от площади Одеона в Швабинг, и в вагоне бледная, как мел, Инес Инститорис стреляет в любовника[2]. Меч Господень! Бывшая штаб-квартира партии – над разбитым подъездом всё ещё виден раскрылый орёл с дырой между штанами, где была свастика в венке.
«Не только свастика. Они его кастрировали».
Кто кастрировал?
«Американцы. Прошу прощения, – сказал человек, – вы, кажется, подходили к столику…».
В чём дело, спросил я холодно.
«Я хочу сказать, не вы ли тогда подошли к столику, за которым я сидел. В Придворном саду. Вы были с девушкой».
Допустим; ну и что? У меня нет ни времени, ни охоты разговаривать с первым встречным. Несколько времени мы идём рядом, я крупно шагаю, он семенит, едва поспевая.
«Она удивительно похожа…»
На кого?
«На одну из ваших героинь!»
Мы остановились. «Не валяйте дурака, – сказал я. – И вообще: с какой стати вы ко мне привязались?»
«Я читал. Я читаю все ваши произведения».
«Весьма польщён».
«Мне показалось, что это она и есть».
Мне оставалось только пожать плечами. Я поглядывал на небо.
«Нам надо где-нибудь укрыться».
Едва только мы успели вбежать под своды сумрачной церкви Святого Людовика, как меч сверкнул над обречённым городом. Небо раскололось. Мы сидим на скамье сбоку от алтаря и слушаем нарастающий шум потопа.
«Это было очень давно, первая любовь. Тебя не удивляет, что…»
«Ничуть, – возразил он. – Память всё может. А, значит, и литература. Литература – это и есть память».
«Ты так думаешь? Кто ты такой?»
В полутьме поблескивают трубы огромного органа, тускло светится готическое окно-розетка над входом, мы одни, ливень снаружи как будто стихает, и мы выходим на широкую паперть под аркой портала. Голубое серебро мостовой, машины несутся, расплёскивая лужи.
«Впрочем, нет. Не всё может».
Я напомнил ему, что меня ждут, домашний концерт, пробормотал я, Шуберт…
«Ничего, подождут. – Он продолжал: – Ты мечтаешь сбросить оковы времени, пространства, ещё чего-то. Это осуществимо, но какой ценой? Ценою смерти своего драгоценного “я”. Парадокс! Мечтал добраться до самых глубин своей личности, а личность-то – ау!».
Сколько-то метров прошагали молча, он спросил, знаком ли я с мескалином.
Нет, но я так и знал.
«Что знал?»
Что без психоделиков дело не обойдётся.
Погружение началось прежде, чем я успел проглотить снадобье, значит ли это, что я в нём не нуждался? Провожатый коснулся кнопки над неразборчивой фамилией, чей-то голос отозвался из микрофона, отщёлкнулся замок, мы вошли и поднялись по лестнице. Жена моего приятеля стояла в дверях. Похоже, что нас здесь ждали.