Простодурсен Лето и кое-что еще - стр. 8

– Нет, сейчас мы займёмся театром, – решительно сказала Октава. – Дрова подождут.

– Дрова, может, и подождут, но зима грянет по расписанию, а у меня ни полешка.

– Недостаточно греть стены, надо греть душу и сердце, – ответила Октава.

– Вот именно, – сказал Утёнок.

– Что значит греть душу и сердце? – спросил Простодурсен.

– Скоро поймёшь, – кивнула Октава.

– Нет, – заупрямился Простодурсен, – не пойму.

– У него голова два булька, – крякнул Утёнок.

– Ты не понимаешь, что это значит? – спросила Октава.

– Не понимаю, – сказал Простодурсен. – Греть душу – это как? И чем?

– Если ты, к примеру, скажешь: «Ах, как ты сегодня прекрасно пахнешь!» – мне станет тепло на душе, – привела пример Октава.

Простодурсен повёл носом в её сторону и принюхался. Он почувствовал, что у Октавы новый запах. Она их часто меняла. И вообще слыла мастерицей сочинять запахи.

Этот новый напоминал о лете. В нём была и речка, и разогретый солнцем бульк. Очень приятный запах. Однако вслух Простодурсен этого сказать не мог. Не в его правилах обнюхивать встречных-поперечных, да ещё говорить им об этом.

– Но я никогда тебе такого не говорю, – сказал он Октаве.

– Вот именно. Поэтому нам нужен театр.

– Только из-за того, что я не сказал ничего о твоём запахе? Давай уж я лучше скажу, – предложил Простодурсен.

– Ты ничего не понял, – вздохнула Октава.

– Так я сразу сказал, что не понимаю, – попытался оправдаться Простодурсен.

– Театр – это такая радость!

– Какая?

– Ну такая…

– У-у.

– Голова два булька! – снова крякнул Утёнок.

Октава взяла малыша на руки и повернулась лицом к тучам, лесу, речке и дальним далям.

Утёнок с любопытством пялился вверх на её подбородок и рот.

– Жизнь преподносит нам сюрпризы, – сказала она.

– Что? – встрепенулся Простодурсен. – Утка вернулась?

– Нет. Но как же прекрасна Приречная страна! Простодурсен, взгляни на неё и скажи: что ты видишь? Что чувствуешь?

– Мне всё называть, что я вижу? Боюсь, мы сегодня не управимся.

Утёнок тоже взглянул туда, куда Октава велела смотреть Простодурсену. Но у него закружилась голова, и он зажмурился.

– Нет, – объяснила Октава, – всё перечислять не надо. Просто скажи: что ты чувствуешь? Что творится у тебя в душе в эту минуту на вершине горы?

– Во-первых, я чувствую голод, – обстоятельно подошёл к делу Простодурсен, – и хочу поскорее спуститься в пекарню Ковригсена. Во-вторых, я чувствую холод – и думаю, что скоро зима, а у меня нет дров. Я хорошо ответил?

– Простодурсен, лапочка, бедный ты мой, – сказала Октава. – Театр нужен тебе гораздо больше, чем я думала.

– Ой, бедный, – крякнул Утёнок. – Но ничего, будет ему театр.