Прости за любовь - стр. 17
Я не могла произнести то, что произнесла Лера. Я знала грязные словечки и чем занимаются взрослые. От наших мальчишек в универе можно было услышать что угодно. Мат вперемешку с подробностями очередного секса с местной доступной девочкой Наташей Солнцевой были довольно частым обсуждением в нашей компании. Но повторить вслух все услышанное воспитание не позволяло. Примерная умная девочка – так окрестили меня преподаватели и я старалась соответствовать этому образу. Тем более это было совсем несложно.
Мирон повернулся ко мне, когда я набрала воздуха в легкие, чтобы сказать это пошлое высказывание Леры, но так и не произнесла ни слова. Потому что Никитин рассмеялся. Он понимал, о чем я хотела сказать и понимал, что я жутко стесняюсь. А от его смеха захотелось вообще раствориться в воздухе. Но всего лишь на пару секунду. Потом я увидела его улыбку. И это было что-то потрясающее. Он был таким невероятным. Как мальчишка с соседней улицы. Весь гонор исчез, а лучики морщинок вокруг глаз сделали его лицо добрым и невероятно красивым. В тысячу раз. Ему чертовски шла улыбка. И теперь от него точно невозможно было оторваться. Я даже забыла, о чем мы разговаривали.
Продолжая тихо посмеиваться, Мирон спросил:
- Ты серьезно, Птичка? Мирон Александрович?
В ответ я лишь растерянно кивнула. Я перешла на «вы» и назвала его по отчеству осознанно. С каждой минутой его становилось все больше. И я хотела оградить себя от него. Но оказалась совсем не готова к тому, что развеселю его.
- Меня даже подчиненные так не называют!
И снова этот смех. Легкий и заразительный, проникающий до самой глубины души. Было очень сложно не начать самой улыбаться, забыв о том, что я больше всех на свете ненавижу этого мужчину.
- Потому что вы старше, Мирон Александрович…, - растерянно пробормотала я.
- Мне двадцать девять, Птичка. Двадцать. Девять.
Я в ответ снова пожала плечами.
Возможно, Мирон на самом деле еще молодой парень. Но по сравнению со мной он взрослый. Ни один парень – мой ровесник не смотрел на меня так, как смотрел Никитин. Пошло, нахально. И говорил так же. В каждой его даже самой безобидной фразе чувствовался грязный намек.
- А мне девятнадцать. Я только на второй курс перешла…
Неожиданно Мирон перестал улыбаться и тяжело выдохнул:
- В этом-то и вся петрушка… Воспитывать тебя еще и воспитывать. Задницей чую, хлебану я с тобой…
Мне показалось, что Мирон уже пожалел о своем предложении, и с надеждой в голосе поинтересовалось:
- Так может и от меня откажетесь?
- И не надейся, Птичка.
Я возмущенно сжала зубы и отвернулась. Умолять я не умела.