Прости нас, Нат - стр. 7
Еще в папке лежала фотография: Арту на ней было от силы пять или шесть лет; он стоял рядом с парой в защитных зеленых спецовках и широкополых шляпах под сеткой, какие носили засевщики. За ними в ряд стояли закрытые белые палатки и трубы для распыления химикатов. Над брезентом, наполовину за кадром, виднелся краешек железной клетки, поднятой в воздух, – какой-то трактор или комбайн. Через сетку было видно женщину, она улыбалась до ушей, обнажив идеально ровный ряд зубов, точь-в-точь, как у Арта. Такие же большие блеклые глаза, только на исхудавшем лице. Кожа под подбородком обвисла, шея – стройная колонна из синих вен. Она была ростом по плечо мужчине (по всей видимости, отцу Арта), который стоял рядом, скривившись. Одной рукой он притянул за плечо женщину, а другой схватил Арта за запястье. Арт на фотографии полусидел, как будто ноги у него подогнулись и его запечатлели в момент падения. Он с открытым ртом смотрел вправо, отвернувшись от родителей, куда-то вдаль, за кадром, и глазки у него были маленькие и злые. Я поставила фотографию на столик, подперев ее кружкой.
И снова к папке. Дальше была пачка писем, аккуратно сложенных в конверты с заломленными уголками. Я знала, что это за письма. Арт мне рассказывал о подруге по переписке, его ровеснице из Англии по имени Венди. Когда он был еще подростком, их поставили в пару по программе обмена, и они четыре года переписывались, сравнивая свою повседневную жизнь и делясь амбициозными планами, которые менялись от письма к письму. Лично они никогда не встречались. Арт говорил, что со временем он даже стал с волнением ждать каждого письма и бросался со всех ног к себе в комнату на второй этаж читать очередные новости от Венди. Но стоило ему сесть за ответ, как он впадал в ступор и в итоге просто повторял одно и то же, ненавидя себя за лень и кажущуюся заурядность повседневной жизни. Тогда он и начал выдумывать разные истории, но по дальнейшим ответам Венди с удивлением понял, что ее это не так увлекло, как он рассчитывал. Она просто писала о себе.
Истории Арта становились все сложнее и невероятнее, и под конец он писал уже скорее для себя, чем для Венди. Так он мог прожить тысячу жизней и никому при этом не врать. И все-таки он хранил письма Венди, а как только подвернулась возможность переехать в Британию (много лет спустя), он тут же ухватился за нее – только тут он снова чувствовал себя, как дома.
Последней частичкой себя, которую Арт вложил в портфолио, была пара фиолетовых носков в красный горошек. Носки, сразу видно, были поношенные и прохудились на пятках. Когда шум в ушах поутих и я снова смогла поднять голову, я отнесла носки в спальню, закрыла глаза и швырнула их на кровать. Теперь они лежали в ногах на правой стороне постели. Я уставилась на них и простояла так с минуту, а потом разделась и забралась под одеяло с левой стороны, стараясь отогнать мысль об их чужеродности и убеждая себя, что носки здесь в порядке вещей – и вообще, обычное дело.