Прости нас, Нат - стр. 34

Я кинула папки у подножия лестницы и отшвырнула в кучу обуви насквозь промокшие ботинки. Мы с Артом переглянулись и начали взбираться по лестнице. Арт бережно держал в руках коробку, стараясь ее не раскачивать. У меня рука все время соскальзывала с перил, и то ли от нервов, то ли от холода онемели ноги.

Забравшись на второй этаж, я приподнялась на цыпочках и ухватилась за свисавший с потолка длинный белый шнурок. Я легонько потянула на себя, и сверху откинулась стремянка, глухо ударившись о ковер. Арт пошел вперед, крепко прижав к себе коробку, так, что у него побелели костяшки. Я это уже репетировала: вслед за ним я взобралась на чердак и сомкнула квадратом вокруг люка защитный детский барьер. С двух углов я защелкнула дополнительные замки и опробовала петли – на третьем углу они визгливо скрипнули, хотя все оборудование было новое и по идее не требовало починки.

– Зато мы точно услышим, если она задумает устроить побег, – прошептал Арт. Он сел на полированный пол рядом с белой коробкой и посмотрел на меня, одной рукой опершись о колено, а другой поправляя воротничок. Я подсела к Арту и взяла его холодную руку в надежде успокоить, хотя, надо признать, у меня самой волосы вставали дыбом от предвкушения новой жизни. Мое будущее – хотя нет, наше будущее, – во многом зависело от этого комочка, свернувшегося в самой что ни на есть обыкновенной коробке. Нат должна была стать символом нашей совместной жизни, нашей обоюдной клятвой верности в пушистой обертке. Наш маленький комочек счастья.

– Вот и оно.

– Я знаю. Я готов.

Арт взял маникюрные ножницы и аккуратно срезал защитную пластинку. Потом убрал их в задний карман и стал по очереди открывать клапаны на крышке коробки, освобождая лист картона, который удерживал передние панели. Я наблюдала, закусив кулак, как Арт вскрывал один слой за другим, пока последняя часть коробки не упала перед ним, точно подъемный мост через крепостной ров.

Тишина.

Коробка была повернута так, что я не могла заглянуть внутрь; слова застревали в горле, поэтому я во все глаза смотрела на Арта, который уткнулся лицом прямо в полость. Он сидел без движения, уставившись на что-то, словно забыл, что искал, или вдруг потерялся.

– Что такое? Что-то не так?

Я не узнала свой голос, такой он был осипший.

Арт выдохнул и быстро запустил руку в коробку, шаря пальцами по дну, точно имитировал бег паука или какого-нибудь лилипута. Он начал странно цокать языком – как делают люди, подзывая животных или детей. Я сама так же цокала, когда мы с мамой ездили в зоологический музей. И не важно, смотрели мы на попугаев, сурикатов или выдр, мы обе тихонечко цокали, прищелкивая языком по небу: «Тц-тц-тц-тц». Я и по сей день не знаю ни одного животного, которое издавало бы похожий звук, так что я понятия не имею, зачем мы так делаем. Конечно, это привлекало внимание, но ведь животные никогда не цокали в ответ? Вдруг мы все это время заблуждались. Главное, мы добивались ответной реакции, остальное нам безразлично. Интересно, мама так же общалась с Батшебой и Барти? Она говорила о них как о