Прощай, Берлин - стр. 6

– Я баварка, а баварцы никогда не прощают оскорблений.

Вчера, зайдя в столовую, я обнаружил, что обе женщины лежат на животе, прижав ухо к ковру. Время от времени они переглядывались и обменивались довольными ухмылками или игриво подталкивали друг друга, одновременно восклицая: «Ш-ш-ш…»

– Слышите, – прошептала фрейлейн Шрёдер, – он сокрушит мне всю мебель!

– Он всю ее поломает, – взвыла фрейлейн Мейер.

– Эй! Вы только послушайте.

– Ш-ш-ш!..

– Ш-ш!

Фрейлейн Шрёдер просто превзошла себя. Когда я спросил, в чем дело, она вскочила, переваливаясь, подошла ко мне и, взяв меня за талию, попыталась закружить в вальсе.

– Герр Исиву! Герр Исиву! Герр Исиву! – Тут она остановилась, чтобы перевести дух.

– Что случилось? – спросил я.

– Ш-ш! Тише! Они снова начали! – доложила фрейлейн Мейер.

В квартире под нами живет некая фрау Глантернек. Она из галицийских евреев – этого достаточно, чтобы фрейлейн Мейер считала ее врагом. Кроме того, встретившись однажды на лестнице, они повздорили из-за пения фрейлейн Мейер. Возможно, потому, что она не арийка, фрейлейн Глантернек сказала, что кошачий концерт и тот приятнее пения фрейлейн Мейер, то есть оскорбила не просто певицу, но всех баварцев, всех немецких женщин. И фрейлейн Мейер сочла своим долгом отомстить за них.

Две недели назад соседям стало известно, что фрау Глантернек, которая в свои шестьдесят лет страшна, как смертный грех, поместила в газете брачное объявление. Более того, появился претендент на ее руку – вдовый мясник из Галле. Он видел фрау Глантернек и тем не менее готов был жениться на ней. Вот тут и появилась возможность отомстить. Окольными путями фрейлейн Мейер выяснила имя и адрес мясника и написала ему анонимное письмо. Знает ли он, что у фрау Глантернек: а) в квартире клопы, б) что она была арестована по обвинению в подлоге, но была освобождена, так как ее признали ненормальной, в) что она сдавала свою спальню в дурных целях и после этого спала в постели, не поменяв белья?

Теперь мясник с этим письмом прибыл к фрау Глантернек. Их обоих можно было расслышать вполне отчетливо – рычание разъяренного пруссака и пронзительные крики еврейской дамы. То и дело раздавались тяжелые глухие удары кулака по дереву и иногда звон стекла. Гвалт этот длился больше часа.

Сегодня утром мы узнали, что соседи пожаловались привратнице, а фрау Глантернек видели с подбитым глазом. Помолвка расторгнута.

Жители нашей улицы уже узнают меня. В бакалейной лавке люди больше не оборачиваются на мой английский акцент, когда я прошу взвесить фунт масла. После наступления темноты три проститутки на углу уже не шепчут мне приглушенно «