Пророчество о пчелах - стр. 63

Ясно, я свалял дурака.

Он не сводит с нее глаз, дверь открыта. Опал кидает в большую дорожную сумку платья, блузки.

Надо что-то ей сказать.

– Ты не можешь вот так взять и бросить меня.

– Могу. Откровение есть откровение. Мы с Марком – близкородственные души.

– А как же я?

– Мы можем остаться друзьями. Если я вдруг тебе понадоблюсь, можешь обращаться: считай это «послепродажным обслуживанием» наших отношений. Я всегда готова тебе помочь. Телесно мы будем врозь, но духовная связь не прервется.

Опал выносит из квартиры битком набитую сумку, чтобы загрузить ее в багажник машины, садится справа от водителя и захлопывает дверцу. Машина уносится, выстрелив из выхлопной трубы облачком сизого дыма.

Несколько секунд Рене видит себя под стенами Иерусалима, в шкуре рыцаря Сальвена де Бьенна, вопящего «Господи, спаси!» и рубящего из седла врагов. Хорошо бы и сейчас быть закованным в латы, загораживаться щитом, рассекать мечом недругов! Но за неимением всего этого ему остается только рыдать, что он и делает: крик вырывается из самых глубин его естества. Так он рыдал практически во всех своих жизнях. Этот первобытный вопль выпускает наружу все накопившееся в нем напряжение – и приводит в ужас соседей.

– АААААААААА!!!

У него подкашиваются ноги.

Он чувствует себя одиноким, брошенным, растоптанным. На ум приходит фраза отца: «Один идешь быстрее, вместе – дальше». Теперь, без Опал, он недалеко уйдет. Ускорит ли он шаг?

Рене надо готовиться к своей лекции в Сорбонне. Чтобы вернуться к привычной жизни, он включает радио и слышит:

«Сегодня во всех школах Франции пройдет минута молчания в честь учителя истории Самюэля Пати, убитого 16 октября 2020 года».

– Историки – это герои. Чаще всего это герои-одиночки, потому что они вступаются за правду, а большинство не желает ее слышать.

Рене Толедано выступает с лекцией в Сорбонне после минуты молчания в память о Самюэле Пати.

– Мы провели минуту молчания, но в некоторых лицеях ученики при этом хихикали или говорили: «Поделом ему, заслужил!» В своей последней работе я исследовал отношение историков к правде и ко лжи и сравнил их со следователями. Добавлю, что историки – еще и бойцы: обнаружив правду, они ее распространяют. Беда в том, что правда чаще всего мало кому нравится. Мой отец говорил: «Привыкшим жить во лжи правда всегда кажется подозрительной».

Рене пишет мелом на большой грифельной доске: «ИСТОРИЯ ИСТОРИКОВ».

– Если попытаться выяснить, кто первым сказал себе: «Расскажу-ка я, чем на самом деле занимались наши предки», то придется заняться временами 15-тысячелетней давности, когда появлялись настенные рисунки в пещерах Ласко и в других местах, первые изображения сцен охоты и племенных войн. «Вот чем занимались наши пращуры», – следует из этих рисунков. Такова одна из гипотез о смысле первобытного искусства.