Пропущенный вызов - стр. 25
Но чувство рухнувшей надежды было еще очень острым, и Лиза не могла пока убежать из реальности в свои сказочные королевства.
Она потерла виски кончиками пальцев в последней попытке сосредоточиться. Нет, бесполезно.
Лиза старалась не думать о Руслане, не вспоминать его большие сухие ладони, как он целовал ее, сначала осторожно и бережно, а потом все смелее, как крепко он держал ее в миг, когда она потерялась в нем…
Все это надо выбросить из головы, потому что тело предательски отзывается истомой, стоит только подумать о том, как они были вместе.
Но тогда Лизу начинали терзать мысли о несчастном Шишкине, о том, что она не успела его спасти. Несколькими днями раньше или даже несколькими часами, потому что бедняга Миханоша, если бы получил ее послание, скорее всего, сразу бы выкинул из головы кровожадные мысли. Для любого автора, даже безумного, главный приоритет – собственное творчество.
Вроде бы она не виновата, но с другой стороны, могла бы сразу сообразить, что имеет дело с сумасшедшим.
Шишкин не даст ей спокойно спать еще много лет. Быстрее забудется Руслан, чем она перестанет терзаться, что не предотвратила убийство журналиста.
Правда, на текущий момент мысли о Шишкине были, пожалуй, единственным, на чем она могла сосредоточиться и что отвлекало от переживаний о неслучившемся женском счастье.
Лиза набрала в поисковике его фамилию, Интернет услужливо отозвался кучей ссылок и картинок, и по первой же фотографии она вспомнила его.
Родители смотрели какой-то то ли круглый стол, то ли открытую студию, Шишкин метался по экрану как молния, поражая и ослепляя, а маленькая Лиза злилась, что ей не переключили на «Спокойной ночи», и с недетской мудростью думала, как можно быть таким дураком.
Усмехнувшись, Лиза стала открывать все страницы подряд, и вскоре картина стала ей ясна.
Дмитрий Павлович Шишкин был из тех журналистов, которым до зарезу необходим статус пророка и совести нации «в одном флаконе».
Весь он дышал мудростью, страстью и непримиримостью и с наступлением перестройки приобрел огромную популярность, бичуя социальные язвы.
Со временем вакуум в головах советских граждан заполнился, кое-кто начал думать самостоятельно, кое-кто вовсе перестал это делать, но понемногу до людей стала доходить мысль, что социальные язвы надо не бичевать, а исцелять, но это требует не криков, а тихого упорного труда, и интерес к Дмитрию Павловичу постепенно сошел на нет.
Он подвизался в каких-то сомнительных проектах, связанных уже не с политикой, а с личной жизнью, где люди с упоением трясли своим грязным бельем, но даже апеллирование к самым низким и темным сторонам человеческой натуры не дало результатов – его не хотели знать, и программы закрывались.