Размер шрифта
-
+

Проникновенная история взлета и падения ВИА «Слепые» - стр. 13

Самым ценным из всего, что преподавалось в интернате, оказалась музыка. Неожиданно для себя я быстро прикипел к старенькому пианино, что не первое десятилетие рассыхалось в музыкальном классе. В нём обнаружились столь необходимые мне страсть и неистовство. Странным образом во мне открылся музыкальный слух, я начал делать успехи.

Воистину замечательным моментом в занятиях музыкой стало то, что было совершенно неважно, слеп ты или зряч. На пианино с равным успехом мог играть и тот и другой. В музыке не нужно зрение, в музыке нужен слух.

Вскоре никто из собратьев-инвалидов не мог сравниться со мной в мастерстве владения инструментом. Я выступал в интернате на праздничных вечерах, а вскоре меня уже возили на концерты и за его пределы. Где-то в шкафу хранится целая кипа почётных грамот, полученных мной на всевозможных конкурсах. Причём не только инвалидских. Впрочем, я подозреваю, что давали их мне совсем не за мастерство, а просто из жалости. Согласитесь, трудно обидеть слепенького подростка, который вдохновенно долбит по клавишам что-нибудь из Софьи Губайдуллиной. И от подростка слёзы на глаза наворачиваются, и от музыки жутко.

Иногда меня спрашивают: что же я не пошёл дальше, не поступил в консерваторию, не попытался стать концертирующим пианистом? Ведь слепой за фортепиано – это так круто. Это фишка, это потенциальный успех. Стоп, это я сам себя спрашиваю. Никому другому нет до меня никакого дела. Не пошёл, потому что не хотел. Потому что уровень подготовки не тот. Потому что никому я там не нужен, в этой заоблачно-звёздной выси с её жеманством и особым кодексом поведения. Рождённому ползать летать не дано. Сам а борн ту свит дилайт, сам а борн ту эндлесс найт – ну, вы понимаете, надеюсь.

С возрастом крайности ослабевают, а эмоции тускнеют. Постепенно я смирялся с действительностью. Это не моя заслуга, это естественное развитие человеческого организма. Химические реакции притупляются, головной мозг работает медленнее. Начинаешь принимать жизнь такой, какая она есть и пробовать найти в ней собственную нишу.


По окончании обучения в интернате я вернулся домой. Пытался давать частные уроки музыки, но дело не пошло – я слишком не люблю людей, а детей в особенности. Да и не было в работе жизненной необходимости. Инвалидской пенсии вполне хватало на пропитание и одежду. Тем более что жил я с матерью. Я даже накопил денег на синтезатор. Записал на нём несколько альбомов собственной музыки – разумеется, их никто не слышал, да и ни к чему это. Подозреваю, что я никудышный композитор.

Страница 13