Прометей. Повелитель стали - стр. 8

– Нет, ребята, здесь я бессилен, даже будь он сейчас в Форт-Лодердейле в госпитале, у него было бы меньше десяти процентов на успешное выздоровление.

– Сэр, – это обращается Тиландер, лейтенант знает?

– Нет, Герман, решил вначале сказать вам.

– Он герой войны, он должен знать правду, может у него есть предсмертное пожелание.

– Хорошо, мойте руки и пойдем к лейтенанту, – я смотрел как помрачневшие американцы моют руки, не проронив ни слова.

Когда мы пришли к Босси, он чувствовал себя лучше: стоны прекратились и выглядел он живее. Опиум сделал свое дело и лейтенант не казался смертельно больным.

– Макс, ты волшебник, – воскликнул Босси, делая попытку встать, но лицо исказилось от боли. – Я чувствую себя гораздо лучше, что за самодельные капсулы такие?

– Это ячменная мука с опиумом, Энсин, это просто немного облегчило боль. У тебя прободная язва желудка и, как мне не хотелось бы этого говорить, у тебя остались максимум сутки, – я замолчал.

Босси встретил известие достойно: минуту он молчал, затем невесело улыбнувшись ответил:

– А кто из нас бессмертен, Макс? Я мог умереть десятки раз во время войны, но Господь позволил мне пожить. Разве могу я оспаривать его решение? У меня к тебе просьба, позаботься о моих людях, когда меня не станет. Ты хороший человек, Макс, господь отблагодарит тебя за все.

Босси замолчал, этот монолог дался ему нелегко.

– Сэр, у вас есть какие-нибудь пожелания, – протиснулся вперед Герман Тиландер, верный своему офицеру.

– Я хотел быть похоронен как мой отец и мой дед, под воинский салют. Но здесь каждый патрон на весь золота, поэтому нет, я не буду просить о такой почести, – Босси откинул голову на шкуру.

– Энсин, я обещаю тебе салют, – мне до чертиков было жаль патроны, но три выстрела я мог позволить, отдавая дань почести этому смелому офицеру.

– Благодарю тебя Макс, да вознаградит тебя Господь. Дай мне еще этих опиумных шариков, если есть, не хочу умирать стоная, – я молча сходил за шариками и вручил Босси. Он крепко сжал мою руку и проговорил, стиснув зубы от боли:

– Ты сказал максимум сутки, прости, что буду стонать под боком столько времени. Уходи Макс, я не хочу, чтобы видели, как слаб американский офицер перед смертью, – на его глазах блеснули слезы.

Я вышел с тяжелым сердцем: всего за два месяца этот человек изменил в лучшую сторону моё мнение о своих соотечественниках. Я и так вполне лояльно относился к американцам, но Босси открыл мне глаза на многие вещи. Они так же любили своих родителей, детей, гордились своей страной и своими достижениями. И в середине двадцатого века не считали себя лучше других.