Проклятие темных вод - стр. 29

В ту ночь родители куда-то ушли. Мне, кажется, было четырнадцать. Себ пришел в гости. Мы стояли на стульях и рассматривали через высокие окна огни судов, печально скользящих вверх по течению к мосту Тауэр-Бридж. Свет дня меркнул, стелилась тусклая дымка. Изредка реку будил туманный горн: протяжно, низко, горестно. Я, кажется, чем-то рассердила любимого. Мои слова забылись, но точно помню, как он схватил мое предплечье двумя руками и сделал «крапивку» так, что я закричала от сладкой боли. Потом закрутил мне руку за спину, подтянул к себе и просунул язык мне в рот. А после толкнул меня на кровать, предназначенную для нечастых у нас гостей. И велел раздеваться. Я повиновалась. Я всегда подчинялась Себу, даже если сначала выдавала настоящее шоу протеста. Пока стаскивала джинсы и расстегивала пуговицы на топике из марлевки, парень порылся в одной из шляпных коробок и вытащил кучу шелковых шарфов.

– Все, – сказал он. – Снимай все, быстренько.

Одну за другой привязал мои руки к спинке кровати. Затем повязал шарфы вокруг моих лодыжек и крепко притянул их к другой стороне каркаса. Я сопротивлялась и ругалась, а Себ, смеясь, сказал, что я сама просила его об этом.

– Ладно, до завтра, – бросил мальчик и направился к двери.

– Холодно… Ты не можешь бросить меня так!

Я почти не верила в то, что любимый способен уйти. Мне нравилась эта игра.

– Извини, – ответил он. – Мне пора.

– А что делать, если они вернутся? Развяжи меня!

Парень пожал плечами.

– Себ!

Подошел к двери. Обернулся. Усмехнулся.

– Спокойной ночи! – бросил он.

А затем повернул ручку, вышел и захлопнул за собой дверь. И я услышала шаги по крутым ступеням на первый этаж. Боролась, потом запаниковала. Что, если Себ правда ушел и оставил меня в таком виде на всю ночь? Что, если вернутся родители и маме захочется принять душ, переодеться? Попыталась расслышать, что делается внизу. И услышала – хлопнула входная дверь. Шаги на лестнице. Я изо всех сил пыталась сесть. Гадала, кто это может быть. Когда дверь открылась, уже собралась с духом, пытаясь придумать объяснения.

– Что ты голая делаешь на кровати, да еще в такой позе? – раздался голос Себа.

– Придурок! – прошипела я. – Урод! Развяжи меня!

– Ты что-то сказала? Не слышу!

– Себ, хватит, не смешно уже. Я страху натерпелась…

– Хочешь, отпущу?

– Да, пожалуйста… Пожалуйста.

Парень наклонился надо мной, и я, вырываясь и вертясь, смогла крепко врезать ему по шее.

– У, злюка! – Он засмеялся и оттолкнул мое лицо рукой.

А затем стянул джинсы, развязал мои лодыжки и лег на меня.

Поворачиваюсь. Все время думаю о Джезе: он крепко спит наверху, на старой железной кровати, снова накачанный лекарствами. Не могу успокоиться. Шелковые шарфики в комоде не выходят из головы. Выбираюсь из кровати, натягиваю кимоно, хватаю шелк и поднимаюсь в музыкальную. Пользуюсь возможностью хорошенько рассмотреть мальчика. Джез полураздет: в трусах и футболке. Похоже, сон сморил парня, когда он снимал толстовку, – рука так и осталась в рукаве. Наблюдаю, как дыхание двигает его адамово яблоко, как вздымается и опадает его грудь. Пупок совсем не впалый, он сидит в идеальной неглубокой ямке посреди мышц живота: три крохотных валика меж двух складочек. Трусы-боксерки свободно висят на узком тазе; ноги длинные, гладкие и мускулистые, как у лошадки. Моя б воля, заморозила бы его, так же как в моей памяти заморожен пятнадцатилетний Себ. Но этому не бывать. Беру первый шарф и крепко обвязываю вокруг правого запястья Джеза. Потом так же крепко привязываю шелк к железному столбику кровати. Точно так же, как Себ привязывал меня. Все движения, все надежные узлы хранятся в памяти. Проделываю то же самое с левой рукой и здоровой ногой мальчика. Закончив дело, ложусь рядом, протягиваю руку через нижнюю часть спины парня и опускаю на его бедро. Кожа такая теплая… Мальчик не шевелится. Извиваясь, опускаюсь по матрасу и позволяю себе поцеловать его живот. Просто не могу удержаться. Он идеален: цвет, очертания; кожа пружинит, если нажать и отпустить. В его солоноватом вкусе чудится что-то родное и в то же время дикое. Вглядываюсь в чистую кожу парня, пытаясь отыскать недостатки, – ни одного. Лижу его, словно густой горячий шоколад в миске, неторопливо наслаждаясь моментом, пока Джез мирно спит. Его дыхание над моей головой теплое и ровное. Тишину нарушает непривычно визгливый голос телефона внизу. Я потихоньку прихожу в себя. Перед глазами все плывет. Как бы с высоты вижу: я припала к телу юноши, мои волосы скользят над его поясницей. Шокированная картиной, отрываюсь от Джеза, по-прежнему привязанного к кровати. После робкого лунного света в комнате на лестнице совсем темно. Крадусь вниз, держась за перила и чуть дрожа. Вхожу в гостиную. Замираю и слушаю. Телефон продолжает звонить. Я охвачена таким восторгом, что боюсь выдать себя. Аппарат переключается на автоответчик. Звуковой сигнал. Потом – лишенный эмоций голос взрослой женщины. Девочка, которую я принесла в мир, говорит так, будто мы едва знакомы: