Проклятие рода Лёвеншёльдов - стр. 22
Ротмистра терзали сомнения. Ничего, кроме хорошего, он никогда про Иварссонов не слышал. Ему вовсе не хотелось думать, что эти добропорядочные люди причастны к убийству и краже.
Работники с грозным видом собрались вокруг хозяина – они-то были уверены и даже надеялись, что без потасовки дело не обойдется.
И тогда Эрик Иварссон сделал шаг вперед.
– Мы, – сказал он, – и брат мой, и я, и Пауль, который скоро станет моим зятем, – мы все прекрасно понимаем, что о нас думают ротмистр и его люди. Поэтому я настаиваю… в общем, мы с места не двинемся, пока нас не обыщут.
От такого предложения у ротмистра камень упал с души. Он даже начал возражать – ну что вы, здесь же все знают Иварссонов и их приемыша, никто и не думал подозревать таких достойных людей.
Но братья стояли на своем. Сами начали выворачивать карманы, сняли башмаки, потом куртки. Ротмистр махнул своему войску – мол, пускай, если они настаивают. Перстня не было, но в плетеном рюкзаке Ивара Иварссона обнаружился сафьяновый кисет.
– Это твой? – спросил ротмистр, обнаружив, что кисет пуст.
И дело бы на том и кончилось, если бы Ивар Иварссон подтвердил – да, мой. Но он спокойно покачал головой.
– Нет, кисет лежал на тропинке, там, где упал Ингильберт. Совсем рядом. Я поднял, да и кинул в рюкзак. Глядишь, пригодится. Новенький совсем.
– Как раз в таком кисете лежал перстень. – Ротмистр снова помрачнел, в голосе появились металлические нотки. – Я же рассказывал: прост, спасая свою жизнь, кинул Ингильберту сафьяновый кисет с перстнем. И думаю, именно этот самый кисет. Так что делать нечего, придется Иварссонам проследовать со мной к исправнику. Если они, конечно, не пожелают вернуть перстень добровольно.
Теперь кончилось терпение у хуторян.
– Ротмистр не вправе тащить нас куда-то, – сказал Эрик Иварссони резким движением поднял пику с носилок.
Брат и приемыш встали рядом, плечом к плечу.
Работники отшатнулись, чуть не сбив с ног ротмистра, – они не ожидали такого поворота. А ротмистр захохотал – наконец-то нашелся выход ярости, терзавшей его с вечера. Выхватил саблю, одним ударом перерубил пику пополам и вновь занес клинок. Но перерубленная пика так и осталась единственным боевым трофеем капитана кавалерии – на него бросились его же люди и отняли саблю. Сообразили, что до несчастья рукой подать. Мало ли что взбредет человеку в голову в такой ярости, потом сам же будет казниться.
И надо же, именно в это утро исправнику Карелиусу тоже вздумалось совершить лесную прогулку. Он появился в сопровождении помощника как раз в самый драматический момент.