Проклятье музыканта - стр. 23

Повисла напряженная пауза, в которую и родители, и вернувшаяся с кухни сестра смотрели на Рауля, ожидая ответа. В глазах матери читалась тревога, отец глядел с прищуром, будто проверял сына на твердость его убеждений, Лаура смотрела на брата с надеждой на положительный ответ. Давид – выражая поддержку. А я… Я просто обняла мужа, давая тем самым понять, что не сомневаюсь в нем и буду с ним в любой ситуации.

– Нет, – честно сказал Рауль, глядя родителям в глаза. – Я не уверен ни в том, что все и дальше пойдет хорошо, ни в том, что мои надежды не окажутся обманчивыми. Я могу лишь рассчитывать на собственные силы и на вашу поддержку. Это большой риск, и я об этом знаю, так же как и Анна. Я рассказал ей о своих сомнениях, обрисовывал ситуацию далеко не в радужных тонах, но она поддержала меня.

– Ох, – только и вздохнула сеньора Пилар, затем собрала со стола грязные стаканы и отправилась с ними на кухню.

– Я не буду с тобой спорить, – сказал, обращаясь к Раулю, сеньор Андрес. – Ты уже все решил. Если это твое – вперед. Но не забывай, что исполнить мечту жизни – это, конечно, важно, но куда важнее удержаться и не утратить желания следовать этой дорогой, не растерять радость из-за препятствий, сложностей, разочарований. Исполненная мечта – это еще не пройденный путь. Это дверь, за которой ожидает отнюдь не рай, а дорога, короткая или длинная – зависит от тебя. Но всегда это дорога с множеством препятствий.

– Я согласен, папа.

– Ну что ж, пожелаю тебе еще не терять головы. И удачи, конечно.

– Спасибо.

– Пожелай ему лучше новые портки купить! – раздался с кухни голос сеньоры Пилар, которая, видимо, внимательно прислушивалась к окончанию разговора даже из кухни.

– Мама, тебя, похоже, куда больше расстраивает не то, что Рауль променял одну профессию на другую, а его манера одеваться, – сказала Лаура под дружный смех.

Мы пробыли в гостях у родителей до вечера и просидели бы за кофе, сластями и разговорами еще дольше, если бы Раулю не нужно было ехать на репетицию.

Долорес… Она оправдала свое имя[3], оставшись в его высохшей и растрескавшейся, как земля в засуху, душе вечной болью. Боль – вот что она сеяла вокруг. Почему родители не назвали ее Консуэло[4] или Каридад[5]? Но, видимо, при ее рождении акушерке ассистировал сам дьявол, первым оставивший на челе новорожденной огненный поцелуй, и, предрекая будущее, нашептал это проклятое имя родительнице. И как же веселился тот же дьявол, надоумивший уже его родительницу наречь младенца Сальвадором[6], зная, что именно этот «спаситель» в будущем толкнет в адово пламя ту, которая вместо любви и ласки станет нести всем боль.