Проклят тобою - стр. 14

Гарда отрывается от приготовлений. На столе уже дожидаются «работы» вполне приличное на вид и к тому же пахучее мыло, различные гребни, флакончики с разноцветными жидкостями, полотенца, заколки.

— Вы, правда, не помните? — в голосе и глазах Гарды — явное сочувствие.

— Зелёная вспышка, — напоминаю я, жалобно улыбаюсь и трогаю голову: не судите строго, память отшибло.

— Бедная девочка, — бормочет Гарда. Обмотав руки полотенцами, поднимает таз с водой и ставит на табурет. — А ведь в детстве вы так любили легенды о Смельчаке. А сам его поход в ад могли в деталях рассказать… эх… — она горестно вздыхает. — Раздевайтесь, будем мыть вас.

Я скидываю засаленное рубище, бывшее до ныне единственной моей одеждой, переступаю через него и позволяю Гарде вертеть себя, как куклу. Наставница льёт на меня воду. Струи воды приятно щекочут и согревают. Мыло пахнет ночной фиалкой.

— Смельчак Томас, значит… — рассказывает между делом Гарда, — … ваш прапредок. Весь род королей Северной Атомики от его корня пошёл.

— Здорово, — говорю я. Зубы цокают, потому что как только тёплая вода не касается тела, чувствую, как холодно в башне. — А почему эти штуки, ну, дьявольские головешки, не прожгли корзину?

Гарда снова грустно улыбается.

— Вы и впрямь всё забыли.

Да уж. Когда не знал да забыл — трудно вспомнить, любит говорить папа. Как долго мне ещё удастся играть «забывоху»? Даже думать не хочу, что будет, если откроется правда.

Поэтому согласно киваю, подтверждая предположение Гарды.

— Нужно сказать волшебные слова: «Гори» или «Не гори», тогда они греют или гаснут. Вот так это работает.

Отлично, учтём.

Гарда умащивает мне голову приятно пахнущим маслом, расчёсывает, подрезает и заплетает волосы, украшает их заколками и помогает надеть скромное серое платье с буфами на плечах, узкими рукавами и красивой шнуровкой впереди.

Мои подруги-реконструкторши такому обзавидовались бы. Как и чулкам из тонкой шерсти. И мягким башмакам.

Чтобы я смогла надеть последние детали туалета, Гарда опускается на колени и крохотным ключиком расстегивает замок. На щиколотке остаётся след.

Гарда подбадривает:

— Наконец вы сможете ступать беззвучно. А то при каждом шаге было — звяк-звень.

Я выдавливаю улыбку в ответ на её замечание и жалею ту Илону. Мало, что была уродиной, как говорила Гарда, так ещё сиротой при живых родителях и на цепи.

Однако приступ сентиментальности проходит быстро. Мне вновь хочется веселиться и смеяться, потому что чистая, душистая, прилично одетая, чувствую себя куда лучше.

Гарда проделанной работой, похоже, тоже довольна. Осматривает меня, а у самой глаза светятся от гордости и удовольствия.