Профессор в осаде - стр. 8
– Можете, войти, – с иронией проговорила я и захлопнула папки, убирая их в общую кучку. Нечего этим котятам знать, что ими я интересуюсь особенно.
Мне не ответили, остались стоять на месте и молча сверлить взглядами, всем своим видом источая презрение. Особенно пристального внимания удостоились мои ноги, по-прежнему возлежащие на поверхности стола. Как неудобно получилось! Я хмыкнула и опустила нижние конечности на пол, а верхние – на стол.
Сила мужского презрения только возросла. Какое завидное единодушие! Неужели мне выпала честь помирить братьев и объединить против всеобщего зла – меня? И я была бы, в общем-то, не против, если бы существовала гарантия, что эта война не помешает моей работе. Хотя…
– Ну что, котики мои игривые, весь запал свой подрастеряли? – а нечего на меня как на грязь у ног смотреть!
Братья только сцепили челюсти, устремив взгляд куда-то поверх моей макушки, а я решила, что почему бы и не почитать другие досье. Меланхолично закинула ноги обратно на стол и взяла верхнюю папку. О, староста! Очень полезный парень, почитаем.
Я прекрасно чувствовала, как близнецы начали меня разглядывать, когда я опустила взгляд в папку. Они скользили по длинным стройным, я бы даже сказала, немного тонковатым ногам, по узкому лицу с острыми чертами лица, по рукам с нервными, опять же, длинными пальцами. Корнелия Эзел, то есть я, была весьма длинной и худой особой. Но глаза были красивыми, этого не отнять.
Взгляды мальчиков становились задумчивыми, самую чуточку заинтересованными, ровно настолько, насколько человек может интересоваться необычной зверушкой и тем, насколько она может быть опасна. Ноль мужского интереса, даже мои нагло выложенные на стол ноги в брюках их не привлекали хоть самую малость.
Меня это ни капельки не оскорбило, не задело мою нежную ранимую самооценку. Мне просто было всё равно, как на меня смотрят. Точнее, как смотрят на Корнелию Эзел. Тем более, если смотрят мои студенты. Я сюда работать приехала, а не хвостом крутить.
Часы на столе медленно отстукивали время, парни продолжали молчать. Я уже перечитала все досье, все восемь. Два, близнецовых, специально проигнорировала. Не при студентах же я буду их читать. Лучше наедине с собой, когда можно дать волю интересу, усмехаться или хмуриться, а не держать безразличную мину как сейчас.
Я поднялась, обошла свой стол, мягко ступая по ковру, и присела на край столешницы, уперевшись в неё руками по обе стороны от себя.
– И что же мне с вами делать, Фаворски? – они продолжали упрямо молчать, всем своим видом показывая, что пришли в мой кабинет, только потому, что их заставил ректор, – я придумала.